Фердинанд, о силе оружия которого с таким пафосом говорил в Милане Радецкий, вынужден был сменить министерство и обещать конституцию. Недавно еще всесильный Меттерних бежал из Вены. Революция в Вене вызвала немедленный взрыв в Ломбардии. 17 марта из Милана бежал австрийский вице-король Райнер. Под конвоем гусар он наспех увез все свои пожитки, а вечером восставший народ уже разгонял полицейские пикеты.
На заре 18 марта известный миланский философ и ученый Карло Каттанео сидел над корректурой теоретической работы «Об оружии и свободе для всех наций». К нему ворвалась возбужденная толпа миланской молодежи и заявила:
— Учитель, час пробил! Ведите нас, и мы выгоним из Милана австрийцев!
— Но у вас ведь нет оружия! — колеблясь, возразил Каттанео.
— Это неважно! — ответили они. — Ваши советы помогут нам победить, но знайте, что ваш отказ помочь тоже нас не остановит!
Каттанео встал из-за письменного стола, задумался и, решительным жестом швырнув корректуру в корзину, последовал за своими учениками, шумной гурьбой устремившимися на улицу. Совместно с Терцаги, Клеричи и Чернуски он образовал военный совет. В спешном порядке были написаны и размножены воззвания и инструкции о постройке баррикад. В полдень толпа миланских граждан захватила губернаторский дворец.
Собравшиеся на площади тысячи миланцев требовали политических свобод, амнистии, создания городской гвардии и народного представительства, прекращения надругательства со стороны австрийских войск.
Ни о каких уступках старому строю и австрийскому гнету народ теперь не желал и слышать. Полицейский архив был уничтожен. Граждане самых различных профессий сооружали на улицах Милана баррикады, начались уличные бои. Напор масс был так силен, что Радецкому с трудом удалось бежать. Он укрылся в замке, оставив в городе свой гардероб и… ту самую шпагу, которой еще недавно грозил миланцам.
Но армия Радецкого окружала город. Численность ее достигала четырнадцати тысяч человек, у нее имелась сильная артиллерия. В распоряжении же восставших имелось всего сотни три-четыре ружей, а пороху и пуль почти не было.
19 марта на рассвете раздались набат и крики: «К оружию!» Загремели пушки, сражение возобновилось. Миланские граждане проявили огромный энтузиазм, решимость и находчивость. Они собирали в музеях старинное оружие, ломали на куски металлические решетки и оттачивали острия железных прутьев. Женщины кипятили масло и растопляли свинец. Мебель, черепица, булыжник — все пошло в ход в качестве метательных снарядов. Аптекари готовили порох. Число баррикад возрастало с каждым днем. 20 и 21 марта защитники баррикад не отступили ни на шаг. Бои продолжались с большим упорством. Австрийцев атаковали с такой энергией, что они вынуждены были оставить свои последние позиции внутри города, и Радецкий предложил подесте (городскому голове) двухнедельное перемирие.
— Ни за что! — резко заявил Каттанео. — Если бы мы даже и согласились на этот позорный компромисс, вам не удастся уговорить народ покинуть баррикады…
21 марта Радецкий вторично предложил перемирие, и Каттанео вторично категорически отказался. Представитель либерального дворянства граф Дурини попытался убедить Каттанео, что перемирие крайне необходимо, так как за это время Милан успеет запастись продовольствием.
— У нас хватит пропитания всего на двадцать четыре часа! — заявил он.
— Отлично, — сказал Каттанео. — Двадцать четыре часа мы будем сыты и двадцать четыре часа будем поститься. А после этого мы тоже не сдадимся: лучше умереть от голода, чем на виселице.
22 марта, в последний из «пяти героических дней», несколько часов подряд шел ожесточенный бой у ворот Тоза. Группа смельчаков во главе с Лучианом Манара произвела удачную вылазку, установила связь со спешившими на помощь Милану провинциальными отрядами и обратила в бегство две тысячи австрийцев. Пораженный Радецкий писал Фикельмону: «В Милане теперь не сотни, а тысячи баррикад! В осуществлении своих планов неприятель обнаружил столько знания, осторожности и вместе с тем отваги, что я уверен, что во главе горожан стоят иностранные военные специалисты».
Эти «иностранные специалисты» были на самом деле те же Каттанео, Терцаги, Клеричи, Чернуски. Ни один из них не был на военной службе и не знал военного дела! При помощи аэростатов они распространяли в окрестностях воззвания о помощи, и в ответ на их призыв отовсюду являлись добровольцы, вооруженные вилами, заступами и кирками.
После захвата миланцами Комских ворот положение австрийцев пошатнулось. Видя, что повсюду в окрестностях пылает восстание, Радецкий решил отступить, но предварительно разрушил город ужасающей бомбардировкой из шестидесяти орудий. Так закончились вошедшие в историю знаменитые «миланские пять дней» — изумительный образец победы восставшего народа над целой армией.
Энгельс с величайшим вниманием следил за героической борьбой миланских народных масс и называл события «пяти дней Милана» «самой славной революцией из всех революций 1848 года»[20].
Примеру Милана последовала Венеция. Уже 17 марта, после получения известий о революции в Вене, толпы народа направились к тюрьме и силой освободили заключенных в ней Манина и Томазео. Вместе с ними были освобождены и другие видные республиканцы. 22 марта предводительствуемые Манином массы захватили арсенал, убив австрийского коменданта Мариновича. Вооруженные рабочие арсенала под предводительством Манина вышли на площадь, провозглашая Венецианскую республику. В это время австрийские войска, узнав об отступлении Радецкого от Милана, покинули Венецию. 23 марта Венеция сделалась республикой во главе с Манином, избранным президентом. Отступая, австрийцы творили невероятные жестокости. Вот что пишет очевидец: «Было найдено восемь детей, из которых одни были убиты ударом о стену, другие брошены на землю и раздавлены ногами. Двоих нашли пригвожденными к ящику; двое были облиты скипидаром и сожжены; один ребенок, проткнутый штыком, был пригвожден к дереву и корчился в агонии на глазах своей матери… Несколько человек было сожжено в извести, заживо погребено в водосточных трубах и колодцах. Других сжигали, предварительно обмазав смолою…»
Крестьяне, раньше избегавшие принимать участие в событиях, теперь в некоторых местах становились на сторону восстания. Жители города Комо 18 марта провозгласили республику, овладели хлебом, предназначенным для австрийских войск, захватили пороховой склад в Сено, а 20 марта атаковали австрийцев в их казармах. Город Лекко последовал примеру Комо, и его отряды присоединились к отрядам повстанцев.
Известие о миланской победе воспламенило всю Италию. Повсюду звучал клич: «К Милану, к Милану! На помощь нашим братьям!»
Пламя итальянского национально-освободительного движения разгоралось. Две тысячи человек болонской гражданской гвардии, тысяча триста волонтероз Ливорно, студенты и гражданские гвардейцы Пизы, Генуи и Флоренции и десять тысяч римлян выступили на север, предварительно уничтожив герб на здании австрийского посольства. Семь тысяч тосканцев подошли к По, а неаполитанцы прислали «депутатов со штыками», сообщивших, что ими завоевана конституция, что в скором времени на север будет послан сильный отряд.
Колебавшийся до самой последней минуты Карл Альберт сообразил, наконец, что к нему повернулось «колесо фортуны»: роль «освободителя Италии» можно использовать с выгодой. Он принял делегацию миланцев и из королевской лоджии показался народу.
Подогреваемая «альбертистами» толпа приветствовала его как «освободителя Италии». 24 марта 1848 года на стенах Турина было расклеено воззвание Карла Альберта к «народам Ломбардии и Венеции». В торжественной форме он обещал им «помощь, которую брат вправе ожидать от брата, друг от своего друга». Карл Альберт извещал, что его войска движутся из Пьемонта в Ломбардию и Венецию с «гербом Савойи на трехцветном знамени Италии».
Через три дня после изгнания австрийцев из Милана Карл Альберт перешел с войском Тичино. Спустя шестнадцать дней произошло первое сражение между пьемонтцами и австрийцами.
Всего этого Гарибальди, находившийся в Монтевидео, еще не знал, но известия о январских событиях 1848 года уже дошли до него. Он метался, как лев, запертый в клетке, и с беспокойством повторял: «Боюсь, что мы прибудем в Италию последними, когда все уже будет кончено!»
