Ирина Балай:
В это время я часто встречала Сережу на улице, ведь наш театр находится прямо около его дома. Он выходил в сопровождении своей собаки Глаши. Это был маленький фокстерьерчик. И собачка эта выглядела еще более миниатюрной на фоне огромного Сережи. Они долго шли вдвоем по улице Рубинштейна, и оба казались очень одинокими и грустными.
Наталья Антонова:
После отъезда жены Сережа написал мне письмо: «Мои дела внутренние умеренно хороши. Первого февраля улетели Катя с Леной. Накануне Лена сломала руку, поехала в гипсе. Катя ревела, только прощаясь с Глашей. В аэропорту я простудился, это кстати, потому что мама в ужасном состоянии, оставлять ее нельзя… От горя и одиночества у меня выросла седая борода».
Наталья Антонова:
Насколько я знаю, он не хотел уезжать. Это был вынужденный поступок. Мне он говорил так: «Это моя родина, что бы здесь ни происходило, это мой язык, моя культура, моя литература. Я хочу жить здесь». Но в стране началась масштабная подготовка к Олимпийским играм. Года за два начали очередную чистку: всех неблагонадежных решено было отправить или в тюрьму, или в сумасшедший дом, или за границу. Вот тогда за Сережей и начала всерьез охотиться милиция, и это в значительной степени определило его решение.
Андрей Арьев:
Конечно, за Сережей, как и за всеми нами, наблюдали давно. С ним время от времени проводили разные профилактические беседы: мол, парень, не туда идешь. В таком духе. Но подобных откровенных нападок со стороны властей раньше не было. Видимо, наверху уже приняли решение о том, что Довлатова нужно отправить на Запад, тем более что жена с дочкой к тому времени уже уехали. Эмигрантское издательство «Ардис» уже опубликовало «Невидимую книгу», и какие-то рассказы появились в журнале «Континент». Это было хуже всего, ведь редакция «Континента» (в отличие от аполитичного «Ардиса») состояла, по мнению наших органов, из врагов социализма и коммунизма. Напечататься в «Континенте» было диверсией. Наверное, поэтому Сережу решили выпроводить из страны. Сам бы он просто не уехал, он не хотел уезжать. Мы с Сережей много говорили на эту тему. Как-то он мне сказал: «Если бы я знал, что меня за это посадят на три года, а потом я выйду и буду писателем, я бы остался». На это я ответил: «Ты выйдешь, конечно, но совершенно неизвестно, кем ты станешь». Сережа со мной согласился.
Тамара Зибунова:
Поскольку Сережа втайне от меня на себя оформил Сашу, перед эмиграцией он должен был взять у меня специальную бумагу, в которой было бы указано, что я получила алименты вплоть до совершеннолетия и материальных и иных претензий к нему не имею. Этот документ считался действительным то ли месяц, то ли два. Я таких бумаг составила и всюду заверила четыре штуки, потому
