Понял?! Потухнут раньше моей команды – получишь в табло.
Миша послушно зажег зажигалки и выставил их перед собой в согнутых руках. Вид у него был глупый и жалкий. Серый подошел к Кате и на ее немой вопрос в глазах горячо зашептал на ухо:
– Сейчас мы с тобой любовь будем изображать для этого недоумка, при свечах, – он довольно хмыкнул, гордясь своей находчивости, – Он же меня как огня боится, значит, и от тебя отстанет. А нет, так я ему еще и по чану настучу!.
– А любовь, это не слишком? – Кате не очень нравилась эта идея, но она сегодня сама подошла к Сергею с просьбой отвадить Масяню. Его обожание, которое этот слюнтяй не умел скрывать, очень тяготило ее. Неприятны были и подначки компании. Она как-то пыталась объяснить все это самому Масяне, но, похоже, он ее даже не слышал. Глядел на нее с обожанием и улыбался, как даун.
– Ну, давай будем целоваться. Только взасос, по-взрослому, – горячим шепотом предложил Серый. Это «по-взрослому» рассмешило Катю, но целоваться с Серым, даже ради дела не очень хотелось.
– А как это, «изображать»?
– Ну, пообнимаемся, повозимся, поохаем для убедительности…
– Ладно, только ты не увлекайся больно-то, – предупредила Катя.
– Все будет пучком, Катюха! – Выдохнул Сергей ей в ухо, и облапил, прижимая к стене. Всякие производные от своего имени Катя терпеть не могла: Катюша, Катюха, Катенька и т.п. Единственное допущение – Катенок, и то в устах одного единственного человека. Обреченно вздохнув, Катя приготовилась пережить несколько неприятных минут близости, пусть и фиктивной, с этим наглецом и задавакой Серым. Иного средства остудить страсть Масяни она не видела.
– Давай, Катюшенька, оголяйся, я весь уже горю! – Громко, страстным голосом прогнусавил Серый и, действительно, начал стаскивать с Кати колготки.
– Э, Серега, полегче! Ты чего творишь? – Зашептала Катя, пытаясь удержать руки парня.
– Спокойно, Катя, он же все видит, хочешь, чтобы он оборжался над нами?
Проколоться со спектаклем не хотелось, но чувствовать на себе блудливые руки Сергея было неприятно. В следующее мгновение прошуршала молния джинсов и Сергей неуклюже, одной рукой распустил пряжку ремня (другой он крепко держал Катю, грудью навалившись ей на плечи). Джинсы, под весом тяжелого ремня, сползли с плоских ягодиц, застряв где-то в районе колен.
– Пусть полюбуется на мою голую задницу! – прокомментировал Серый хихикающим шепотом.
– Сергей, не переигрывай…, – Катя старалась руками создать между ними хоть какую-нибудь дистанцию, но парень вошел в раж и все плотнее прижимался к девушке. Что-то твердое и мокрое терлось в районе ее паха, и Катя начала потихоньку паниковать. Неожиданно Сергей ослабил напор и повернул голову к Масяне:
– А чего у нас одна свечка потухла? Масяня, ты что, засмотрелся на мою задницу? Извращенец!
Масяня зачирикал колесиком зажигалки, и Катя чуть перевела дух. Похоже, что Сергей не забывал, для кого весь этот спектакль. В следующее мгновение она поплатилась за секундную расслабленность. Сергей подхватил ее одной рукой под бедро и слегка оторвал от пола. Другой рукой зажал рот и навалился, прижав к стене. Лишенная опоры Катя, изо всех сил пыталась оттолкнуть парня руками. Но силы были явно не равны, она лишь мычала, вздрагивая в такт торопливым движениям Серого. В какое-то мгновение его рука скользнула по обильной слюне на ее губах, и она сумела захватить зубами руку у самого мизинца. Отчаянно куснула. Парень дернулся, ее нога нашла, наконец, опору и Катя изо всех сил толкнула Сергея руками.
– Сволочь!!! – со свистом выдохнула она. В следующий момент она почувствовала что-то теплое и вязкое на своих ногах. Вид у Серого был слегка одуревший. Он сделал пару мелких шагов назад, путаясь в приспущенных штанах. Серый протянул к ней руки, как бы успокаивая.
– Тихо, тихо! Не надо семейных сцен. Ну, все же замечательно кончилось, все получили удовольствие… Вон, даже Масяня.
Безуспешно поискав глазами что-то, чем можно было вооружиться, Катя наткнулась взглядом на тощие ноги Сергея, с болтающимися на коленках джинсами. Сообразив, что вид у нее не менее нелепый, рывком натянула колготки и оправила юбку. Боль, обида, злость и растерянность от бессилия кипели в ее душе. Ее, как последнюю лохушку, «развели и поимели», воспользовавшись непростительной доверчивостью. Унизили и растоптали на глазах у того, от кого она просила защиты. Масяня истуканом торчал посреди грязной комнаты с зажженными зажигалками. Из-за застилавших глаза слез, Катя не видела четко его лица, но ей показалось, что он ухмыляется во весь свой, вечно слюнявый рот. Сволочь! Придурок! Это же из-за него все! Катя рванулась к нему и, вложив все кипевшие в ней эмоции, ударила раскрытой ладонью по этой ухмыляющейся физиономии. Ладонь обожгла боль и неприятное ощущение, словно в нее высморкались. Подросток шлепнулся на задницу, роняя зажигалки, а Катя, почти не останавливаясь, метнулась к выходу.
– Какая горячая женщина, – с нервным смешком Серый проводил взглядом убежавшую девушку. Его беспокоило ощущение, что содеянное может иметь для него весьма неприятные последствия. По его глубокому убеждению, Катя не относилась к категории безответных дурочек, которых можно запугать или запудрить мозги. Следовало позаботиться об алиби и представить так, что все произошло по взаимному согласию. Главным свидетелем может стать этот чморик Масяня. И еще Ленка, слышавшая, как Катя приглашала Сергея на разговор. Не торопясь, с нарочито довольным видом, он натянул штаны и подошел к сидящему на полу подростку.
– Что, братан, уселся – задницу простудишь! – дружелюбным тоном обратился он к Мише, протягивая ему руку для помощи. Тот не заметил протянутой руки. Наклонившись, Сергей увидел, что подростка мелко трясло, по лицу текли слезы, а из носа – кровь вперемешку с соплями. Из горла у него исходил едва слышный тонкий вой «н-е-нааа-д-о-о-о».
– Да ты никак расстроился?! Брось, Масяня, не стоит. Катька – такая же сучка, как все, только красивая. – Серый схватил, находящегося в полной прострации паренька за шиворот и, с усилием, поднял на ноги. Надо было как-то вывести его из этого состояния, иначе свидетель из него будет никакой.
– А хочешь, можешь ее тоже трахнуть? Куда она теперь денется! Сам же видел, понты только для вида. А ноги раздвигает, только к стенке прижми…
Масяня не реагировал.
«Ладно, – подумал Серый, – Масяня, похоже, сильно запал на эту гордячку и сейчас находился, типа, в шоке. Тем лучше, потом придет злость и останется только направить ее куда надо…»
– Ладно, иди, подыши, – Серый подтолкнул Масяню к выходу, – потом обсудим…
Миша, словно лунатик, двинулся через открытую дверь на улицу, мимо сидевших на скамейке подростков. Мимо сознания прошли вопросы товарищей: «Что там у вас стряслось?», истерически- возмущенный крик Ленки устроившей Серому, шедшему следом, «семейную» разборку. Не чувствовал он и резкий ветер с мокрым снегом вперемешку в лицо, мокрое от слез и крови. Это состояние навалилось на Мишу не вдруг. Постепенно усиливающееся беспокойство, по мере происходящих на его глазах событий, превратилось в ужас от осознания, что все это не розыгрыш. Что та, которую он боготворил, в его присутствии, занималась любовью с Серым. С этим наглым, жестоким и блудливым подонком! А он, как полное ничтожество, стоял с зажженными зажигалками и изображал подсвечник, создавая им «интимную обстановку». Конца этой безобразной сцены он не видел – в глазах померк свет. Очнулся он от жестокого удара в лицо, уже на полу. Потом, как сквозь вату в ушах и туман перед глазами он видел и слышал Серого. Тот чего-то бухтел, выталкивая его из колясочной. Что-то про Катю. В голове стоял гул и шум, сердце щемило, зудели пульсирующей болью обожженные зажигалками пальцы, особенно на правой руке. Ноги несли куда-то вперед, он шел, не разбирая дороги. Наконец, остановился где-то на пустыре, упал лицом в свежевыпавший снег и разрыдался. «Сука! Сука! Сука!»– визжал Миша вперемешку со всхлипами, колотя по земле кулаками. Как она могла?! Как мог он так ошибаться в ней? Он любил ее, а она считала его не просто ничтожеством – вещью, подставкой для свечек, в свете которых она предалась блуду…
Парнишка выревелся до опустошения. Теперь внутри него царил такой же холод, как и снаружи. Кое- как поднявшись, на негнущихся ногах он побрел в сторону дома. То ли от холода, то ли от пережитых эмоций его колотила крупная дрожь. В голову лезли страшные картины Катиных «измен» вперемешку с жестокими сценами его мести. У двери своей квартиры он очнулся от тяжелых дум, слегка испугавшись – а
