теперь женой ребенка. Но этот союз подарил Европе одного из самых талантливых полководцев — герцога Пармского Алессандро Фарнезе.
Натура у Маргариты была неженственная. Обладая мужскими наклонностями, она вела образ жизни, который был насмешкой над ее полом. Страстно любя охоту, герцогиня закалила свое тело физическими упражнениями. Даже в ее поступи было так мало женственного, что ее можно было принять за переодетого мужчину. Природа отплатила ей мужской болезнью — подагрой. Ее духовником был Игнатий Лойола. Впоследствии Маргарита Пармская стала правительницей Нидерландов.
КОЗИМО I МЕДИЧИ (1537–1574)
Со смертью Алессандро пресеклась линия Медичи, шедшая от Козимо Старшего. Попытки флорентийцев восстановить республику окончились неудачей. Видные граждане Флоренции сочли, что реставрация республики невозможна, так как это сделало бы Карла V их врагом. Привычка к рабскому ярму требовала отыскать хозяина и господина.
Им стал 18-летний Козимо Медичи, правнук Лоренцо Великолепного через свою мать Марию. Старшая дочь Лоренцо Великолепного Лукреция в браке с Якопо Сальвиати родила ее в 1499 году. Отец Козимо, Джованни Банде Нере, Медичи со стороны отца, был сыном Катарины Сфорца. Таким образом, в молодом Козимо, красивом, серьезном и мужественном юноше слилась кровь обеих ветвей рода Медичи. Но он унаследовал и тяжелую порочную кровь миланских герцогов, хотя передала ему ее одна из лучших представительниц этого дома.
Козимо постоянно держали вдали от государственных дел и от города. Он безвыездно жил на загородной вилле, где мать, обожавшая сына, прилагала все усилия, чтобы заставить герцога забыть о его существовании.
Он был еще юн, когда его призвали на герцогский престол. Поэтому патриции надеялись, что смогут диктовать ему свою волю и проводить через него свою политику. Всем хотелось верить в величие его души, ясность ума и мудрость суждений.
Под влиянием нобилей и духовенства, вступая на престол герцогства Флорентийского, молодой герцог поклялся, а легат кардинал Чибо принял у него следующие обязательства:
— неукоснительно чинить правосудие как над богатыми, так и над бедными;
— никогда не соглашаться на восстановление власти императора;
— быть милостивым к детям Алессандро, Джулио и Джулии;
— отомстить за смерть Алессандро.
Как показало будущее, с особым усердием он предавался исполнению последнего обета.
Козимо принес клятву и избрал себе девизом полустишие Вергилия: «Primo avulo, non deficit alter» — «Лишь сорвут один, другой вырастает»
Но с Козимо произошло то, что обычно бывает со всяким, кого к власти возносит крутой поворот событий. На нижней ступени трона принимают условия, на верхней — их диктуют.
Пока же флорентийские патриции тешили себя надеждами на самостоятельность Совета 48 при номинальном главенстве совсем молодого человека. Видели, что юноша не по годам разумен, но не знали, как крут он в поведении.
Едва получив власть, Козимо наладил тесные связи с императором, заведя дружбу с его послом, быстро упразднил Совет 48 и покончил с влиянием аристократической верхушки. Альянс с Карлом принес ему немалые выгоды. В то время испанцы вытеснили французов из Италии и господствовали на всем полуострове. Он просил Карла отдать ему в жены Маргариту, вдову своего предшественника, но император теперь считал более полезным породниться с новым папой Павлом III — Алессандро Фарнезе.
Увидев Флоренцию в руках Козимо I, оценив со стороны угрюмый и безжалостный нрав нового герцога, сторонники республики сплотили вокруг себя всех оставшихся в Тоскане республиканцев и приняли решение открыто попытать счастья в случайностях войны.
Мятеж против герцога возглавил благородный Строцци. Но инсургентам не было успеха: ветераны, помнившие отца Козимо, Джованни Банде Нере, поддержали сына своего покойного командира. Разбитые наголову, мятежники укрылись в цитадели Монтемурло, где их осадили войска кондотьера Алессандро Вителли.
После двухчасового кровавого побоища осаждающие — итальянские кондотьеры и испанские военачальники — взяли замок приступом, частью перебив, частью захватив в плен находившихся там республиканцев.
Филиппо Строцци отдал шпагу самому Вителли.
Козимо, выкупив пленных у захвативших их солдат, повелел доставить всех во Флоренцию и там отдать под суд трибунала Совета 48. Каждое утро в течение четырех дней на площади Синьории слетала с плеч голова одного из республиканцев. Народ не стерпел подобного зрелища. Он чувствовал, что сейчас под топором палача брызжет самая чистая и благородная флорентийская кровь.
Роптанье народа не устрашило герцога.
Он рассадил оставшихся у него еще пленников — а в числе их находился Никколо Макиавелли, сын историка, — по крепостям Пизы, Ливорно и Вольтерры.
Не прошло и месяца, как почти ни одного из них не осталось в живых. Уже не впервые проявился угрюмый и безжалостный нрав нового герцога. Это был не Козимо Старый, не Лоренцо Великолепный, не Лев X — к власти пришел человек, сделанный совсем из другого материала.
Сохранили только пятерых, самых знаменитых: трех человек из семьи Валори, Антонио Франческо Альбицци, Алессандро Рондинелли — всем пятерым уготовано было послужить примером и назиданием. В назначенный день все пятеро после пыток были отправлены на эшафот. По иронии судьбы этих людей казнили как повинных в измене республике.
Оставался Филиппо Строцци; его жизнь принадлежала тому, кому он сдался, — Алессандро Вителли. Но тот, поместив его в каземате цитадели, где был единовластным хозяином, содержал там узника со всем должным почтением и упорно отказывался передать его Козимо Медичи.
Однако понятно, что это был только вопрос времени и денег. Козимо выкупил пленного, а император Карл V дал Вителли свое соизволение на выдачу его.
Но, к несчастью для мстительности Козимо, в день, когда пришло разрешение забрать пленника, кем-то предупрежденный об этом Филиппо Строцци перерезал себе горло перочинным ножом, предварительно написав первыми каплями своей крови вещий стих Вергилия: Exoriare aliquis nostris ex ossibis ultor (О, приди же, восстань из праха нашего, мститель).
Раздавив республиканский заговор, герцог не предался праздности и удовольствиям.
Ловкий политик, он поставил своей задачей образовать из Тосканы целостное государство и сосредоточить в своих руках абсолютную монархическую власть.
Козимо усмотрел в католической реакции удобное орудие политической борьбы как с политическими, так и личными врагами. При его прямом содействии был сожжен за ересь Пьетро Карнессекки, позволивший себе критиковать герцога.
Он лишил государственные учреждения всякой самостоятельности. Выборность должностных лиц превратилась в фарс. «Нет у нас другого обычая, кроме нашей воли», — отвечал Козимо недогадливым советникам, напоминавшим ему о старинных обычаях. Ни о каком уравнении всех жителей перед законом и речи не было. Представители городской аристократии занимали высокооплачиваемые должности при дворе и в армии. Ради них был создан духовно-рыцарский орден Сан-Стефано, им раздавались титулы и привилегии. Указывая на колонну со статуей справедливости, флорентийцы с усмешкой говорили: «Справедливость вознесена настолько высоко, что не каждый может ее достичь».
Герцог делил окружающих на две части: к одним питал ненависть, к другим презрение. Но и современники относились к нему без особенной любви, именуя «Флорентийским Тиберием». Жестоко преследуя при помощи инквизиции своих противников, герцог конфискациями и монополиями собрал значительные средства, с помощью которых создал флот, сделал важные территориальные завоевания и
