Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне

было возложено на лучников. Но и при Креси, еще в одном знаменательном для англичан сражении Столетней войны, события были омрачены резней. Фруассар описывает, что произошло, когда воины нерыцарских кровей принялись рыскать по полю битвы после окончания основного боя.

Среди англичан были мародеры и солдаты нерегулярной армии, валлийцы и корнуоллцы, вооруженные длинными ножами. Они шныряли в поисках французов, а когда находили кого-нибудь и видели, что тому трудно оказать сопротивление, то убивали без всякой жалости, будь то граф, барон, рыцарь или оруженосец. Из-за этого многие были истреблены в тот вечер, невзирая на их положение… Английский король впоследствии разгневался, что никого не взяли в плен ради выкупа; так что число убитых лордов оказалось весьма велико.

Сцена из битвы при Бувине прекрасно иллюстрирует социальное разделение на поле брани. Граф Булонский, один из военачальников, выступивших против Филиппа II Французского, оказался зажат собственной лошадью, сраженной во время боя. Прямо посреди еще не завершившегося сражения с полдюжины французских рыцарей завязали между собой жаркий спор о том, кто именно предъявит свои права в качестве победителя, т. е. кому достанется столь знатный пленник. Тем временем над головой у графа оказался какой-то юноша из числа простолюдинов. Ни на какой выкуп он не рассчитывал. Приставив нож к горлу графа, он попытался снять с него доспехи, заодно приготовившись к нанесению смертельного удара. Граф в отчаянии закричал, моля кого-нибудь из рыцарей поскорее пленить его и тем самым обеспечить его безопасность.

Слабая дисциплина иногда способствовала массовому истреблению пленных, но, несмотря на образцы воинской анархии в средневековый период, есть примеры противоположного толка: команды строго исполнялись, даже после битвы, когда жажда крови была еще высока и победителям хотелось добыть побольше трофеев. После великой победы французов при Бувине в 1214 году звуки труб призвали французов прекратить преследование противника и мародерство. Так приказал король Филипп II Август, поскольку опасался, что останется слишком мало воинов для охраны огромного количества пленников, многие из которых имели большое политическое значение. Филипп Август боялся, что части побежденного противника перегруппируются и предпримут попытку их освободить. В другое время и в другом месте этим пленникам могло и не посчастливиться. На самом деле дисциплина зачастую являлась важным элементом в эпизодах резни: при Уотерфорде пленников казнили лишь после длительных размышлений и споров, несмотря на существенные различия в позициях английских командиров; при Азенкуре массовую резню осуществили лишь тогда, когда лучники и простые воины оказались более дисциплинированными, чем непокорные рыцари. Отказ от неотложных выгод войны требовал значительного самообладания, но был возможен благодаря неумолимому давлению обстоятельств. В «Книге рыцарства» Жоффруа де Шарни, написанной в середине XIV века, отражена опасность помещения на передний план личной выгоды, а на второй — коллективной победы над противником:

Часто случается так, что из-за тех, кто стремится к наживе до окончания битвы, которую они считают уже выигранной, победа может быть упущена, а вместе с нею — жизнь и репутация. Это также может случиться с людьми, которые хотят обзавестись трофеями, когда еще идет сражение. Есть люди, которые уделяют больше внимания пленникам и прочей прибыли, а захватив их и другие призы, они больше обеспокоены охраной своего добра, нежели тем, чтобы помочь своим товарищам в битве ради ее доброго завершения.

Генрих V был уверен, что при Азенкуре подобного не произойдет. Финансовая мотивация сама по себе не так уж вредна — фактически она дает значительное военное преимущество при наборе войска; но зачастую финансовые мотивы требовалось отбросить ради достижения военно-политических целей. В эпизодах, рассмотренных в данной главе, ценных пленников казнили, а выкупа за них тем самым лишались именно ради более значимой военной цели. И если цель являлась великим мотиватором для собственных войск, то страх зачастую демотивировал противника еще больше.

Эффективные и безжалостные полководцы считали страх одним из наиболее могучих инструментов. Средневековые летописи не скрывали ужаса, с которым солдаты, их соотечественники, сталкивались на войне. Ральф Кан вспоминает, как в 1104 году в Святой Земле архиепископ Бернар находился среди крестоносцев, обращенных в бегство мусульманами: «Сердце его было наполнено страхом. Он взывал к своим бегущим товарищам… Многие крестоносцы остались глухи к его мольбам и пришпоривали лошадей. Никто не проявлял ни малейшего сочувствия к товарищам, настолько велик был охвативший всех ужас».

Жиль де Мюиси описывает страх французов сразу после их разгрома при Куртре в 1302 году: «Их обуял такой ужас, что многим даже кусок в горло не лез». В 1327 году иностранные рыцари столкнулись со смертоносным огнем английских лучников под Йорком. Жан ле Бель вспоминает: «Никогда еще человек не пребывал в таком страхе и никогда его жизнь не подвергалась такой опасности, как у нас, когда пропала всякая надежда вернуться домой». Сугерий сообщает о панике, охватившей французов при осаде Шамбли в 1102 году: «Войско было так напугано, что некоторые едва надеялись выжить. В таком состоянии невыносимого страха некоторые готовы были уже бежать. Охваченные ужасом, все бросились куда глаза глядят, не обращая внимания на остальных».

Ужас перед страшной участью пленника описан Жаном Жуанвилем, когда тот попал в плен к мусульманам в 1250 году в Египте. Вместе с товарищами он стал свидетелем ежедневных казней. Тех, кто отказывался принять ислам, а также больных, как, например, один священник, друг Жуанвиля, мусульмане предавали смерти целыми толпами. Группа узников, среди которых находился и сам Жуанвиль, с ужасом ожидала момента, когда их вытолкают из темницы и поступят так же, как с остальными. Однажды около трех десятков сарацин вошло к ним с обнаженными мечами и топорами.

Я спросил у Бодуэна д'Ибелина, который хорошо знал их язык, что говорят эти люди. По его словам, они пришли отрубить нам головы. Тотчас образовалась большая толпа, чтобы исповедаться перед смертью монаху Святой Троицы… Я, со своей стороны, не смог вспомнить совершенных мною грехов и провел время в раздумьях о том, что чем больше стремлюсь защитить себя или как-то выпутаться, тем еще сильнее усугубляю свое положение. Поэтому, перекрестившись, я опустился на колени перед одним из сарацин, который держал в руках топор…

Приятель-рыцарь исповедался Жуанвилю, и тот отпустил ему грехи. Но из-за охватившего и его самого ужаса Жуанвиль потом не мог вспомнить ни одного произнесенного на исповеди слова. Крестоносцев не убили, а перевели в трюм другого корабля, где царила ужасная теснота; видимо, их собирались выводить и убивать поодиночке. Бедняги провели ужасную ночь, в страхе и грязи, ожидая неминуемой казни.

Страх мог привести к ослаблению войска, массовому дезертирству, причем даже со стороны вождей: Стефан Блуаский отказался от участия в первом крестовом походе, а Жаунвиль стал свидетелем бегства многих представителей знати в битве при Мансуре в 1250 году. Предчувствие страха и грозящей катастрофы стали важным компонентом в арсенале полководцев. В 1337 году рыцарь Жан Бомон рассказывал, что «сидя в таверне и попивая крепкое вино», рыцари достаточно храбры, чтобы принять вызов любого серьезного противника. Но «когда мы… несемся в атаку, когда опущены забрала и выставлены копья, когда мы скованы холодом и подавлены страхом, а враг уже близко… в этот момент нам хочется оказаться где-нибудь в глубоком погребе, где нас бы никто не увидел». Этот ужас еще более усиливался, когда проходил слух о том, что враг чрезвычайно свиреп и кровожаден. Некоторые французские вельможи пытались в 1304 году убедить Филиппа Справедливого прекратить войну с фламандцами, потому что те не брали пленных.

Месть была одним из факторов жестокого обращения Карла Великого с саксами, и именно месть руководила Ричардом Львиное Сердце при резне мусульман в Акре; но важным было и желание вызвать у противника страх. Это желание оказалось первостепенной (и весьма эффективной) целью в сражениях при