стала чисто формальной. В ноябре 1916 года кронпринц отправил родителю дерзкое послание, в котором требовал, чтобы тот избавился от «трусливых ничтожеств» в своем окружении. Подразумевались Валентини и Бетман. Вилли Маленький лицемерно заявлял, что его больше всего беспокоит то, что эта «клика» бросает тень на монарха и лишает его популярности.
Вильгельм не сдавался. Он не ответил сыну, у кайзера создалось впечатление, что авторы послания — Гинденбург и Людендорф. В декабре они уже от своего лица обратились к кайзеру с предложением убрать Валентини. Письмо попало как раз к последнему, который, будучи шефом гражданского кабинета кайзера, имел право читать всю направляемую ему официальную корреспонденцию. Валентини сообщил о его содержании Бетман-Гольвегу, не показав письмо кайзеру. Парочка генералов пришла в неистовство — Валентини стал для них чем-то вроде красной тряпки для быка. Кронпринцу пришлось на время прикусить язычок: ему дали понять, что если он не перестанет докучать отцу своей писаниной, то может лишиться права наследования.
Гнев Вильгельма вновь обрушился на американцев: почему они поддерживают Антанту? Его дантист (вспомним, это был американец по фамилии Дэвис) приводит страстный монолог своего пациента-кайзера, относящийся к осени 1916 года:
«Почему твоя страна так несправедлива к Германии? Почему вы упорно вкачиваете оружие и деньги союзникам? Почему твой президент не ведет себе в отношении воюющих стран Европы так, как ведет себя в отношении Мексики: он ввел эмбарго на поставки туда вооружения, а нам не дает между собой самим разобраться?»
Впрочем, если верить Дэвису, сам кайзер и ответил на свои вопросы. Трижды воскликнув: «Доллары, доллары, доллары!» и рубанув здоровой правой рукой по безжизненной левой.
Сбывался кошмар Бетман-Гольвега: возможное начало неограниченной подводной войны со стороны Германии спровоцировало бы вступление в войну США. 12 декабря 1916 года Германия объявила о своей «готовности обсудить условия мира». Желающих откликнуться не объявилось. Верховное командование армии (сокращенно — OXJI; к этому времени вошла в обращение эта аббревиатура) требовало возобновления полномасштабной подводной войны. Вильгельм и Бетман чувствовали, что они бессильны противостоять этому давлению. 9 января Вильгельм согласился удовлетворить пожелание военных, отложив, впрочем, его реализацию до 1 февраля. Бетмана не было в замке Плесс, где кайзер принял это решение. Узнав об этом, канцлер пришел в отчаяние и намеревался подать прошение об отставке, но передумал: в конце концов, идея подводной войны чрезвычайно популярна в стране, и чем черт не шутит, вдруг произойдет чудо? В этом смысле понятна запись в дневнике Рицлера от 31 января: «Вильгельм Великий или Вильгельм Последний?» Адмирал Хольцендорф повторил старый довод о том, что Британия умрет голодной смертью, и добавил, что, даже если Америка присоединится к Антанте, ее транспорты с войсками никогда не доберутся до берегов Франции — они все окажутся на дне Атлантики. И если в конечном счете доберутся, то будет уже поздно — война к тому времени окончится. Все, что для этого требуется, заявлял Хольцендорф, — это сотня субмарин.
Все произошло именно так, как и предсказывал Бетман-Гольвег. 6 апреля 1917 года США объявили Германии войну. Аналитические способности канцлера никак не устраивали Гинденбурга и Людендорфа. Они ясно дали понять, что желают отставки Бетмана, которому, на их взгляд, не хватает решительности. Генералы потребовали от Валентини сообщить кайзеру, что не намерены далее иметь никаких дел с канцлером. Вильгельм начал поддаваться натиску правых. 7 апреля он отступил от своей прежней позиции в пользу реформы прусской избирательной системы — она не пользовалась симпатией его военачальников. Рицлер отмечает парадоксальный момент — Вильгельм потерял поддержку тех, кто, казалось бы, должен был его поддерживать прелое всего: «Кайзер страшно непопулярен среди высших классов, как консерваторов, так и либералов. Больше всего за него выступают рабочие, включая социал- демократов».
Исчерпав возможности письменного общения, Гинденбург и Людендорф решили воздействовать на канцлера путем личного контакта. После 22 апреля (точная дата неясна) они появились в новой ставке Вильгельма в Крейцнахе. Эти «только солдаты» сняли с себя маски и выдвинули чисто политические требования. С собой они прихватили вырезку из газеты «Форвертс»: в статье содержался призыв к заключению мира. Их тезис был ясен: Бетман не может удержать под контролем социал-демократов и пацифистов. Вильгельм отбивался, как мог, защищая канцлера и возмущаясь вмешательством генералов в политику. От него оба военачальника отправились к Фридриху Берг-Маркинену, который, по их мнению, должен был стать подходящей заменой Валентини (забегая вперед, отметим, что так оно и случилось). В мае в кампанию против канцлера вновь включился кронпринц. Вильгельм в ответ привел на первый взгляд сильный аргумент: уход Бетмана приведет к всеобщей забастовке. Лозунг «победного мира», «мира по Гинденбургу», которым правые надеялись заблокировать требования реформ и демократизации страны, на деле будет означать полный крах «гражданского мира», доказывал Вильгельм.
Кайзер вел буквально отчаянную борьбу за то, чтобы сохранить Бетман-Гольвега на посту канцлера. Однако против него создалась мощная коалиция: к требованиям кронпринца, Гинденбурга, Людендорфа присоединилось большинство членов рейхстага. Только после того, как рейхстаг категорически отказался иметь с ним дело, а генералы, которые прославились своими победами под Танненбергом и у Мазурских озер, пригрозили отставкой, кайзер прекратил сопротивление. Рицлер дал ситуации оценку далеко не оптимистическую: «Было бы невероятно, если бы эта Германия уцелела — с ее фантастическим императором, с невежеством его двора, с психозом, который охватил ее интеллектуалов, с той слепотой, которая поразила ее генералов…» Вильгельм явно терял контроль над ситуацией. 13 мая, на следующий день после отставки Бетман-Гольвега, он неожиданно заявил: «Я пошлю роту в Берлин, на рейхстаг. Они там все прогнили, слепцы и нищие духом, Богом проклятые».
XI
Между тем с мирными инициативами выступили папа римский и новый австрийский император, Карл, вступивший на трон после кончины 21 ноября 1916 года престарелого Франца Иосифа. 29 июня в ставку Вильгельма с соответствующим проектом прибыл папский нунций Пачелли (будущий папа Пий XII). Карл через своего родственника Сикста Бурбон-Пармского завязал тайные контакты с Францией. Он отрицал впоследствии, что информировал о них Вильгельма. Зато его министр иностранных дел Чернин сообщил германской стороне нечто очень важное — Австрия долго не продержится. Австрийцы попытались привлечь на свою сторону кронпринца. Чернин изложил ему оригинальную схему мирного урегулирования: Германия отказывается от Эльзас-Лотарингии, взамен получает от Австрии компенсацию в виде Галиции; Австрия откажется также и от Южного Тироля в пользу Италии. Принц Вильгельм отреагировал уклончиво: он не уверен, что немецкий народ примет эти условия, ведь германские войска ведут военные действия на территории противника, но обещал передать план отцу и в ОХЛ. Вильгельм был готов согласиться на предлагаемое изменение границ, но Гинденбург и Людендорф наложили вето. Он обвинили кронпринца в том, что он стал пешкой в руках «слабаков» и «потерял свою твердость».
В своей новой роли миротворца кронпринц обратился к Валентини с просьбой устроить ему аудиенцию с отцом. Он хотел обсудить проблему избирательного права и, естественно, вновь поставить вопрос об отставке Бетман-Гольвега. Шеф гражданского кабинета согласился и назначил конкретную дату и место — 11 июля, Берлин. Кайзера в это время усиленно обрабатывала супруга, как обычно, полностью принявшая сторону сына. Доне были крайне антипатичны планы избирательной реформы. Кронпринц со своей стороны вел активные переговоры с депутатами рейхстага и совета господ. Кайзер не знал, что делать, и решил поставить в известность канцлера о всей этой закулисной возне. Тот заявил, что готов немедленно подать в отставку. Вильгельм не согласился и постарался объяснить сыну, что уход Бетман- Гольвега вызовет серьезные проблемы: канцлер — единственный, кто сможет заключить мир, когда до этого дойдет дело. Кайзер согласился на время снять вопрос об избирательной реформе. Кронпринц, находившийся под влиянием Янушау, сформулировал (в разговоре с братом Эйтелем Фрицем) компромисс,
