позволил бы своему президенту предстать перед судом в Берлине?» Когда ван Карнебек сообщил ему, что в Париже не особенно настаивают на экстрадиции, Вильгельм воспрянул, начал обдумывать планы возвращения в Германию и новых назначений: Шуленбурга он сделает генерал-адъютантом, Людендорфа — начальником Генштаба…
Вопрос об экстрадиции то уходил в тень, то вновь возвращался на повестку дня. Не только Бетман- Гольвег, но и Гинденбург, а также сыновья кайзера предлагали себя вместо него в качестве обвиняемого по делу о «военных преступлениях». Как уже говорилось, на Ллойд-Джорджа сдерживающее влияние оказывал Георг V. Против идеи «суда победителей» выступил и папа римский. Кронпринц решил было демонстративно сдаться на милость победителей и взять на себя одного ответственность за действия всех прочих обвиняемых, но это только разозлило его отца: «Он хочет показать, что его отец трус, а он — герой». Вильгельм послал Вилли Маленькому письмо «самого жесткого» содержания.
III
16 августа 1919 года Вильгельм приобрел поместье Доорн, в шести километрах от Амеронгена. Ее прежней владелицей была Вильгельмина Корнелия ван Хеемстра (известная киноактриса Одри Хепберн приходится ей родной внучкой). Господский дом постройки XVIII века имел довольно запущенный вид, венчавшая его башня почти развалилась. Несомненным преимуществом были 60 гектаров земли — вполне достаточно, чтобы укрыться от постороннего взгляда. К имению примыкал небольшой поселок: «Несколько усадеб, несколько вилл, две гостиницы, лавки, почтовое отделение и филиал банка (открытый только два дня в неделю)». Супруги решили, прежде чем въезжать в новый дом, как следует все там устроить. Вильгельм лично спроектировал постройку домика у въезда в усадьбу в готическом стиле, с помещениями для придворных и их семей. Для гостей было приспособлено здание оранжереи: в самом доме места для них не было. Сарай, где некогда стояли кареты, Вильгельм начал было перестраивать под жилье для старшего сына и наследника, но вскоре оставил эту идею: обнаружился дефицит средств, да кроме того, постоянное присутствие кронпринца было бы, видимо, слишком сильным испытанием для нервов любящего папаши. У Доны было совсем плохо с сердцем, и, чтобы избавить ее от необходимости подниматься по лестнице, в доме был смонтирован лифт. Со всеми своими современными удобствами и центральным отоплением дом никак не напоминал те старопрусские замки, в которых прошло детство бывшего кайзера.
Поначалу Вильгельм беспокоился: хватит ли у него денег на что-нибудь приличное, однако потребовавшиеся для покупки Доорна 69 миллионов 63 тысячи 535 марок удалось довольно легко собрать за счет продажи движимого имущества, в том числе двух яхт. В конце концов, до революции кайзер был самым богатым человеком в Германии. В двадцати трех железнодорожных вагонах поместилось почти все, что требовалось Вильгельму для уюта. В пяти фургонах приехала мебель. Остальное — автомобиль, моторная лодка и другие мелочи — было доставлено в двадцати семи фургонах. Дом оказался буквально напичкан экспонатами из многочисленных кайзеровских резиденций. Как гордо пишет сам владелец, «здесь нас окружают бюсты, картины и скульптуры предков — Великого Курфюрста, Фридриха Великого, дедушки, папы, а также батальные полотна, отражающие самые различные периоды славной прусской истории! Хоенкирхен и Лейтен, Хоенфридберг и Кенигсгретц — сцены этих битв украшают стены». В общем, он решил себе устроить жизнь если не королевскую, то по крайней мере такую, которой мог позавидовать любой британский лорд. Персонал насчитывал сорок шесть человек.
Пять фургонов были направлены в Амеронген — Вильгельм подарил городу полевой госпиталь на шестнадцать коек со всем необходимым оборудованием, включая операционный блок. Это была компенсация за беспокойство, причиненное им за те полтора года, когда он пользовался его гостеприимством. Посуда и белье, входившие в комплект поставки, были снабжены монограммой «W». Обосновавшись в Доорне, Вильгельм крайне редко покидал пределы поместья. Действовал «закон Доорна», согласно которому в разговорах следовало соблюдать сдержанность в оценках положения в послереволюционной Германии. Вильгельм, разумеется, был бы рад высказать все, что он думает о ее нынешних правителях, но опасался, как бы излишняя откровенность не помешала процессу возвращения тех ценностей, которые остались по ту сторону границы.
Кронпринц, как уже говорилось, обосновался на острове Виринген посреди озера Зайдерзее (теперь оно все осушено) и занялся слесарным делом. Вилли Два впервые приехал к отцу в гости в Амеронген 3 октября 1919 года. Их встреча была недолгой — уже через десять минут Вильгельма видели гуляющим в саду в обществе министра двора Доммеса. Элизабет Бентинк привыкла к странностям гостя: «Эти монархи, они такие комичные персонажи, загадка для иных прочих». К Вильгельму вернулись его старые привычки. Однажды он очень сурово отчитал какого-то местного нищего и закончил внушение тем, что своим кайзеровским жезлом несколько раз ткнул его под ребра, причем «к вящему удовольствию кайзера, тот завопил как поросенок». В другой раз Вильгельм вдруг обрушился на местных ребятишек: они не проявляют к нему достаточного почтения и одеты как-то странно… По-видимому, ему и в голову не приходило, что то же самое они могли подумать о нем.
23 ноября проведать бывшего кайзера приехал Макс Фюрстенберг. Вильгельм расцеловал его в обе щеки. Доне он был крайне несимпатичен, о чем она и поведала Элизабет. Кстати, между дочкой хозяина и адъютантом Вильгельма Ильземаном завязался роман, вскоре завершившийся браком. Сигурд натерпелся от кайзера — тот, например, не позволял ему охотиться. Камердинер Шульц, хорошо знавший хозяина, доходчиво объяснил ему: «С кайзером всегда так: если он сам что-то не может или не хочет, то и другим нельзя».
13 марта 1920 года пришло известие о капповском путче в Берлине. На короткое время группа сторонников Партии отечества при поддержке головорезов из «фрейкора» овладела резиденцией правительства. Всеобщая забастовка быстро положила конец этой авантюре. Вильгельма весть о путче крайне воодушевила; он приказал подать шампанского — как он всегда делал, когда во время войны узнавал о победе немецкого оружия. После провала путча Ильземан сделал вывод, что немцы еще не готовы к реставрации монархии. Когда он поделился этой мыслью с Вильгельмом, тот не захотел его слушать. В нем росло убеждение, что Германии нужна диктатура.
К 15 мая 1920 года все было готово для переезда в новый дом. Дона была плоха, и опасались, что она не доживет до новоселья. После прощального ужина в Амеронгене Вильгельм одарил счастливого хозяина своим автографом на меню и собственным бюстом. То, что его адъютант оставил в замке свое сердце, Вильгельм тоже посчитал своей заслугой. Когда автомобиль уже трогался, он покровительственно бросил Элизабет: «Вы навсегда должны остаться благодарной мне за то, что я привез Вам Сигурда». После женитьбы Ильземан остался на своем посту. В окружении нашего героя не было, пожалуй, более верного и преданного ему человека, чем этот сугубо аполитичный, но вполне здравомыслящий офицер.
Начались семейные трагедии. Первой ушла в мир иной сестра Вильгельма Шарлотта Мейнингенская. В этот день местный папарацци, замаскированный под крестьянина, умудрился, забравшись на воз с сеном, сделать единственный снимок супругов в их амеронгенском изгнании. 20 сентября покончил жизнь самоубийством сын Иоахим — он всегда был болезненным и страдал эпилепсией. От Доны постарались скрыть причину его смерти. В ноябре ее состояние резко ухудшилось. Она отчаянно боролась с недугом; в январе Дона высказала Вильгельму заветную мысль: «Мне надо жить, на кого же я тебя оставлю?» Она скончалась 11 апреля 1921 года. Вильгельм получил свыше десяти тысяч писем с соболезнованиями. Естественно, виновниками смерти жены он объявил тех «злодеев», которые вынудили его отправиться в изгнание; он посулил им жестокую кару. «Как сразу тихо стало в доме… Какая это была женщина!» — элегически записал в свой дневник Ильземан.
Ее похороны стали индикатором уровня симпатий к монархии в Германии. Планы соответствующей церемонии были разработаны заблаговременно. Сама Дона хотела, чтобы ее похоронили в Потсдаме, но после ее смерти многие члены семьи склонялись к мысли о том, что Вильгельму будет лучше, если могила супруги была бы в Голландии. Он отказался — для него была важнее пропагандистская функция, которую могла выполнить могила Доны. Он рассчитывал, что она, как и могила королевы Луизы, станет местом паломничества и будет способствовать популяризации монархической идеи. Республиканские власти
