СЕСТРА: Еще много времени.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Я хочу приехать на станцию заранее.
СЕСТРА: Скажи, мам, ты когда-нибудь опаздывала на поезд?
МАМА ЛАВДЖОЙ: О нет! Всегда успевала вовремя. Когда я была молоденькой, мне приснился сон, что я собираюсь сесть в поезд, но когда я взглянула на себя, на мне не оказалось никакой одежды. Я была смущена. Стояла на станции голая. Во сне, конечно.
СЕСТРА: Успокойся, ты уже одета.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Ты завернула завтрак?
СЕСТРА: Бутерброды с индейкой.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Надеюсь, ты положила побольше майонеза на мой бутерброд, как я люблю?
СЕСТРА: Положила.
Слышно, как подъезжает машина. Сверху спускается Молли.
МОЛЛИ: Машина приехала.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Не плачь, Молли. Всему свое время - и слезам, и нищете, и ярости, и ... и так далее.
МОЛЛИ: Я не плачу.
МАМА ЛАВДЖОЙ: А чем занимался тот мужчина?
МОЛЛИ: Какой мужчина?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Постоялец из флигеля.
МОЛЛИ: Джон? Джон Такер? Не знаю. (Отворачивается).
МАМА ЛАВДЖОЙ (Обращаясь к Молли): Действительно, бродяга. И совсем не плакал! Ну, и манеры. (Пауза). Мой сын был великий гений. Я всегда буду говорить о нем - в лавках, в поездах, в общественном транспорте, и ты тоже, Молли.
МОЛЛИ: До свидания, Сестрица. Я люблю тебя.
СЕСТРА: Я приеду погостить у тебя в августе, в отпуск.
МОЛЛИ: Мой дом - твой дои. Только не знаю, где он теперь.
(Возвращается Парис). Парис, попрощайся с бабулей и Сестрицей.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Парис, я собираюсь сделать тебя своим наследником.
ПАРИС: А что это?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Оставлю тебе все свои деньги, за исключением пожизненной ренты. У твоей тети Сестры должно быть что-то, на что можно рассчитывать.
ПАРИС: Значит, я буду богатым?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Никогда не говори 'богатый', это вульгарно. Говори 'хорошо обеспеченный' или 'благоприятные обстоятельства'.
ПАРИС: Я и так хорошо обеспечен. А сколько там денег?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Парис, все хотят это знать. Весь город. Твои мать и тетя задают осторожные вежливые вопросы, но я пропускаю их мимо ушей. Не будем сентиментальничать.
ПАРИС: Хорошо, бабуля.
МАМА ЛАВДЖОЙ: А ты, Молли, хотя я не могу оказать тебе должной поддержки, можешь вернуться в Сесайти-Сити.
МОЛЛИ: Я никогда не вернусь в Сесайти-Сити.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Если ты станешь немощной, или слабой, или что-нибудь в этом роде, приятно сознавать, что можно вернуться.
МОЛЛИ: Надеюсь, я никогда не стану немощной или слабой.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Мы остановимся в каком-нибудь нью-йоркском отеле. Как называется отель напротив Центрального Вокзала?
СЕСТРА: 'Коммодор'.
МАМА ЛАВДЖОЙ: 'Коммодор'. Обожаю моряков. Прощайте! Прощайте все.
(Мама Лавджой с Сестрицей выходят).
ПАРИС: Мама, не плачь. Не грусти, пожалуйста. Как мне помочь? Мне горько видеть, что ты плачешь.
МОЛЛИ: Расскажи что-нибудь или спой, малыш. Это всегда меня успокаивает.
ПАРИС: Я не могу петь, ты же знаешь. У меня ломается голос.
МОЛЛИ: Расскажи что-нибудь, успокаивающее нервы и соответствующее случаю.
ПАРИС: Что, мама?
МОЛЛИ: Прочти 'Седой и старой женщиной была'.
ПАРИС: Только не это, мама. Это так тоскливо и грустно.
МОЛЛИ: Я тоже грустная. И несчастная. Старая, увядшая, седая.
ПАРИС: У тебя всего девять седых волос, мама. Девять - это совсем немного.
МОЛЛИ: Съежившаяся от холода. Я продрогла. Я неряшливая, седая и продрогшая.
ПАРИС: Ты, мама, не неряшливая и не такая уж седая.
МОЛЛИ: Парис, нам нужна веревка для коробок.
ПАРИС: Сейчас принесу.
МОЛЛИ (одна): Нет, я никогда не смогу говорить о Филиппе ни в лавках, ни в общественном транспорте.
В проеме двери появляется Джон.
МОЛЛИ: Зачем ты вернулся?
ДЖОН: Забрать тебя и Париса.
МОЛЛИ: Мы не поедем с тобой.
ДЖОН: Почему, Молли?
МОЛЛИ: Потому что я виновата.
ДЖОН: В чем?
МОЛЛИ: В смерти Филиппа.
ДЖОН: Каким образом?
МОЛЛИ: Филипп умер, потому что я полюбила тебя.
ДЖОН: Не говори так.
МОЛЛИ: Я полюбила тебя, и он умер.
ДЖОН: Даже и не думай так.
МОЛЛИ: Я его видела, Джон.
ДЖОН: Как?
МОЛЛИ: Я укладывала вещи ночью, а он увидел. Когда один оставляет другого после пятнадцати лет, и на его глазах укладывает вещи... Разве не понятно, что я во всем виновата?
ДЖОН: Нет.
МОЛЛИ: Я видела его. Меня позвал Парис, и я спустилась. Рассветало. Небо было бледно-голубым, как непросохшая акварель... Вдруг я услышала шум мотора и увидела через кухонное окно, как Филипп выехал на дорогу. Он развернул машину вполоборота к полю - и там остановился. Я удивилась. Он, должно быть, сидел там и тоже удивлялся.
ДЖОН: Что тебя удивило?
МОЛЛИ: Я была опечалена.
ДЖОН: Чем?
МОЛЛИ: Не заставляй меня об этом говорить.
ДЖОН: Скажи.
МОЛЛИ: Цветущие яблони замерли на фоне бледно-голубого неба.
