Бегом на шпильках

серьезно.

Что есть правда? И какими килограммами ее измеришь?

Глава 18

Все-таки добрые намерения — великая вещь. Благодаря им можно понежиться в теплых лучах своих будущих заслуг, не сходя при этом с дивана. Это как формула: «записаться в спортзал» = «заняться спортом». Так что, когда Бабс уходит, я некоторое время мечтательно парю на блаженно-розовом облачке решимости.

Я найду себе идеальную работу, стану идеальной дочерью, идеальной сестрой, идеальной девушкой, идеальной бывшей девушкой (пора наконец извиниться перед Солом), идеальной подругой, идеальной хозяйкой (никаких упреков жильцам за то, что загнули ковер или бросили использованный чайный пакетик в мойку). Буду есть ровно столько, чтобы перестать линять. Буду такой, какой меня хотят видеть другие, и буду счастливой.

Первой в списке моих будущих унижений значится мама. Без особого пыла, свойственного новообращенным, набираю ее номер.

— Хирургическое отделение Аппер-Граунд, — объявляет равнодушный голос. — Алло?

— Это я, мам, — говорю я. — Я просто хотела сказать, чтобы ты не переживала за меня. Все будет хорошо. Я нашла себе квартиранта: Энди — сам брат невесты! — будет теперь жить у меня. Это поможет мне с выплатой закладной. И еще, я сейчас же приступаю к поискам работы. Я занимаюсь не тем… правда, я не совсем уверена, чем… в общем, не тем, чем мне хотелось бы. Тебе больше не придется так сильно за меня переживать.

— Отличная новость, но, я надеюсь, дорогая, ты все-таки будешь брать с Энди по нынешним расценкам, правда? — с беспокойством спрашивает мама. — Я знаю, он вроде как друг, но сейчас, когда ты без работы, тебе понадобятся деньги. Я даже не знаю, сколько нынче берут за двухместную комнату в престижном районе Лондона. Пятьдесят фунтов в месяц? Или все шестьдесят?

— Что-то вроде того, — говорю я, чувствуя, как опускаются руки. — Удачно все получилось, правда? По крайней мере, одна проблема решена, да?

— Шестьдесят фунтов! Одним беспокойством меньше. К тому же хорошо, когда в доме есть мужчина: квартирные воры теперь дважды подумают. А что до новой работы, Натали, — для меня это как обухом по голове. Что ты умеешь делать? Вот это заботит меня сейчас больше всего на свете.

Меня лично гораздо больше заботит, что полярные льды могут растаять и затопить всю планету, но я все же согласна, что перспектива провести остаток дней перед телевизором — проблема в не меньшей степени серьезная.

— Я думала, может…

— У нас тут все вакансии, к сожалению, заняты, так что я поговорила с моей коллегой, Сьюзан, и, на наше счастье, ее муж Мартин — владелец химчистки, ну, ты знаешь Мартина, такой веселый здоровяк, в местных кругах известный как «трепач», так вот он как раз ищет себе помощника, чтобы поставить за кассу. Не ахти какая, но все же вполне ответственная работа, и есть возможность карьерного роста. Сама химчистка — в Боремвуде, так что ездить недалеко, и ты могла бы начать уже со следующей недели. Знаю, дорогая моя, знаю, это не идеальный вариант, но нищим выбирать не приходится, да и вдруг тебе понравится?

У меня просто нет слов. Чувствую себя страшно униженной, словно кошка, которой повязали красный бантик. Живо представляю, как весь остаток жизни роюсь в чужом грязном белье. Мой вечный «День сурка»: вымученная улыбка, палец на кнопке, пафосная фраза: «С вас двадцать четыре фунта и пятьдесят пенсов, пожалуйста». Монотонная работа на окраине какого-то Скучингвуда, под буравящим присмотром Мартина-Трепача (старого пердуна, профессионально вгоняющего людей в смертную тоску).

— Мама, — пищу я в ответ. — Все это, конечно, очень здорово, но…

И тут же замолкаю, парализованная воспоминанием о том, как в последний раз была в химчистке. Какая-то тетка с тонкими губами толкнула меня тогда локтем в бок, презрительно фыркнув: «Видите тот малиновый брючный костюм из велюра? Это костюм моей золовки. Она ходит сюда раз в неделю. Будьте уверены, уж она-то может себе это позволить». И как бы мне ни хотелось стать идеальной дочкой, я все же не настолько праведница, чтобы приносить себя в жертву химчисточной империи Мартина Пипкина. Вот только как бы мне сообщить об этом маме?

— Мам, — щебечущим голоском восклицаю я. На меня вдруг снисходит вдохновение. — Это восхитительная идея. Если бы не одно обстоятельство.

— Какое еще обстоятельство? — Ее голос чуть надтреснут, и в нем явственно прослушиваются нотки обиды.

— Кассирша из боремвудской химчистки! Да меня же поднимут на смех все потенциальные женихи: отсюда и до самого Рейкьявика! После такого ни один уважающий себя дипломированный сноб даже не подумает пригласить меня на свидание!

Убийственная пауза.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — наконец говорит мама. — Я позвоню Тони. Может, он что- нибудь подыщет.

Ага, если только я первая ему не позвоню. Нажимаю кнопку ускоренного набора и думаю, что бы такое ему предложить. Наш Тони сродни любой знаменитости. В смысле, его нельзя тревожить по пустякам. Он сразу захочет знать, какая лично ему от всего этого выгода и какую цену ты готова заплатить. Я не могу предложить ему никаких супермаркетов (хотя, если буду вести неправильную игру, то, возможно, у меня вскоре появится доступ к химчисточному бизнесу), но зато у меня имеется — пусть и временный — доступ к Мел. Как бы там ни было, прошла уже неделя, как Тони оттолкнул меня от себя, и к настоящему моменту он, по идее, должен бы остыть. Тони может сколько угодно орать, сыпать угрозами, запугивать, но стоит вам отползти в угол, оставляя за собой тянущийся кровавый след, и начать зализывать раны, как его сердце смягчается, и он готов вас простить.

— Не могли бы вы передать ему, — умоляю я секретаршу, — что речь идет о жизни и смерти?

— Ну, удиви меня, — говорит Тони. И громко зевает, для пущего эффекта.

— Вот, — начинаю я, облегченно вздыхая: удостоилась-таки королевского помилования (подразумевается, что мне не оторвали голову). — Есть хорошая новость: ты нравишься Мел. Но ей… э-э, не нравится, когда все идет слишком просто, так что на твоем месте я бы пока не предпринимала никаких действий… э-э, конкретно ко Дню святого Валентина.

— В смысле, она откажется от уикэнда в Париже?

Я ошеломлена.

Максимум, чем мой брат когда-либо одаривал девушек на День святого Валентина, — так это пинком под зад.

— Я хотела сказать, что на твоем месте я бы не предпринимала никаких действий конкретно ко Дню святого Валентина, разве что пригласила бы ее провести уикэнд в Париже.

— Я так и думал.

— А теперь — новость плохая, — верещу я, пока он не успел повесить трубку. — Меня все-таки уволили, и мама хочет, чтобы я пошла кассиршей в химчистку в Боремвуде!

Услаждаю его урезанной версией моей запутанной истории (время — деньги). Тони даже присвистывает.

— Киска, — говорит он тихим голосом. — Один вопрос. Мы швыряемся в маму картофельным пюре; мы треплем языком про то, что вообще-то не нашего ума дело; нас пинком под зад вышвыривают с фабрики балетных пачек; мы крутим романы с менеджерами сомнительных дворовых команд. Мы — тихий омут, в котором черти нынче зажигают рок-н-ролл. А с башней у нас там как — все в порядке?

Даю колкостям время осесть.

— Насколько мне известно, — отвечаю наконец, — я пока еще в здравом уме.

— Черт!