говорила этому человеку, не идет ей на пользу. Она его не понимала. Она его боялась.
– Я, правда, сама его не видела, но мне описала его девочка во дворе, – пояснила Анжелика, стараясь держаться бесстрастно. – Я, конечно, испугалась, что кто-то мне звонил в дверь, и потому спросила девочку, не видала ли она кого незнакомого у нашего подъезда. И она мне его описала! Точно! Я только теперь поняла… Он, знаете… – Анжелика не смогла сдержать рвущегося наружу возбуждения и торопливо, взахлеб, выпалила: – Высокий, стриженый, плотный, глаза серые, нос прямой! Одет в джинсы, трикотажную рубашку… Если бы вы его нашли!
– На видео его ваша свидетельница не записала?
Этот вопрос едва не довел ее до истерики. Она хрустнула пальцами, опустила глаза и со сдержанной ненавистью ответила:
– Нет. Но верить ей можно.
– Таких высоких, стриженых знаете сколько? – Следователь тоже заговорил раздраженно. – Ничего это мне не даст.
– И искать вы его не собираетесь? – спросила она, сверкая заплывшими глазами. Ненависть к этому равнодушному человеку захлестывала ее, еще немного – и накрыла бы с головой, и тогда… В такие минуты Анжелика и совершала поступки, о которых всю жизнь потом жалела. Она прошипела: – А блондинку вы тоже не будете искать? Много вам помогла кассета? Много вам ее оригинальная внешность дала? Или мне самой прикажете ее найти? И парня тоже? И убийцу тоже?
Но он, как ни странно, не рассердился. Возможно, Анжелика случайно нашла верный тон в обращении с ним. Может быть, его просто насмешил ее порыв. Во всяком случае, тот вполне дружелюбно ответил:
– Я работаю. Но на мне сейчас знаете сколько дел? Двенадцать.
– И все – об убийствах? – Ее голос сорвался на визг, она прижала ладонь к горлу, закашлялась. Он поморгал коричневыми от табака ресницами, потянулся к графину, налил ей полстакана воды. Она не стала пить, ей был противен и стакан, и засаленный желтоватый графин, и сам следователь – засаленный прокуренный тип с бабьим голоском… Ее тошнило, болела губа, щека, ныли ноги. Хотелось плакать. Хотелось уйти.
– Не все, – мягко ответил он. – Ладно, успокойтесь. Всех найдем. У нас в округе раскрываемость дел почти девяносто процентов.
– Что?
– Я говорю – рано или поздно, всех находим.
– Не было бы поздно… – проворчала она. – В другой раз он меня убьет. Что же мне теперь делать? Он знает мой адрес, может, еще заявится?!
– А вы ему не отпирайте, как в первый раз, – посоветовал он.
– А если он дверь взломает?
– Звоните в милицию.
– Господи, – тоскливо протянула она, но комментировать его совет не стала.
– Кроме того, – заметил он, – уж если он собирался взламывать вашу квартиру, зачем он вам ключи оставил? Мог с собой унести.
– Да, но может, он их случайно уронил… – Анжелика понемногу успокаивалась. И именно поэтому следующий вопрос снова ударил ее по нервам.
– А кстати, – заметил он. – Что это вы ему дверь не открыли, когда он вам днем звонил? Ждали кого-то? Неприятного гостя?
– Нет…
– А почему же не открыли?
– Я… Боялась… – Она с трудом контролировала свой охрипший от негодования голос и пыталась отвечать вежливо.
– А чего, если не секрет?
Она уставилась взглядом в бумажный хлам на его столе. Делая вид, что разглядывает папки, окурки, дискеты, она соображала, что сказать. Не могла же она заявить, что не открывала дверь, потому что припомнила поведение своего убитого мужа, когда ему в дверь звонили его потенциальные убийцы – Саша и Лена… Не могла же она сказать, что эти звонки, на которые он не отвечал, раздаются у нее в мозгу каждый раз, когда она слышит звонок в дверь, тот же самый звонок, в ту же самую дверь? Она покачала головой:
– Не знаю. Я теперь всего боюсь.
– Пришли! – раздался голос у нее за спиной. Она резко обернулась, увидела молодого парня в форме. Он, рассмотрев ее разукрашенное лицо, чуть ли не ухмыльнулся.
– Где они? – через голову Анжелики спросил Владимир Борисович.
– В семнадцатом.
– Сейчас. – Он в три быстрые затяжки докурил сигарету, сунул ее в пепельницу и встал из-за стола. – Идемте, там ваши свидетели.
– Из клуба? – Сердце у нее подкатилось к горлу. Она встала, не чуя под собой ног, уставилась на него потерянным взглядом. Чувствовала себя скверно, как перед экзаменом, когда заранее известно, что экзаменатор тебя завалит – не спасут никакие знания, да и не знаешь ты ничего.
Семнадцатый кабинет они миновали и вошли в следующий по коридору. Обстановка там была более чем скудная: облезлый диван, шаткий столик в углу, почему-то – трюмо. На трюмо лежал красный зонтик. На диване сидела худая брюнетка лет тридцати пяти и читала затрепанную книжку в пестрой обложке. Увидев Анжелику и Владимира Борисовича, она немного оживилась, кивнула:
– Давай скорей, Володь! Они пришли?
– Сейчас приведут. – Следователь выглянул в коридор и махнул кому-то рукой: – Зови!
Анжелике велели сесть рядом с женщиной (сотрудницей милиции, как она себе уяснила). Та была одета в штатское, но зато ее лицо, глаза, вся манера поведения были донельзя казарменными. «Ну, если свидетелям предложат выбирать между двумя такими… – подумала Анжелика. – Они, наверное, выберут ее. Вид у меня уж больно похабный!»
В комнату вошли две девушки. Они вовсе не выглядели сонными и медлительными, и тем не менее Анжелика сразу признала в них официанток из «Ла Кантины». Девушки уставились на диван, как по команде. На казарменную даму они даже не посмотрели. Их взгляды были обращены только на Анжелику. Одна из девушек даже сделала пару шагов, чтобы рассмотреть ее поближе. Анжелика чувствовала себя уже не на экзамене, а в зоопарке. Не хватало только, чтобы девушки начали кидать ей яблоки и куски печенья.
– Ну? – спросила одна девушка другую.
– Да вот же… – Ее подружка указала на Анжелику. – Не помнишь разве?
– Да, – кивнула и та. – Да, да. Я помню.
– Точно? – спросил Владимир Борисович, попеременно глядя то на свидетельниц, то на Анжелику. Та не знала, на каком она свете.
– Точно, – бойко заговорила первая девушка. – Да, как раз в нашу смену эта девушка приходила. Я хорошо ее запомнила.
– Она дала мне на чай, – встряла другая. – Я хорошо помню.
Анжелика была ни жива ни мертва.
– А вы помните девушек? – обратился к ней следователь.
Она только кивнула. Одну из них, точно, помнила. Но могла жизнью поклясться, что ни одна из этих девиц не видела ее вечером четвертого мая! Обе лгали, или сошли с ума, или были подкуплены… Девушки тем временем с любопытством рассматривали ее синяки. Они явно сгорали от желания узнать, что приключилось, но Владимир Борисович, кажется, собирался оставить их в неведении. Казенная дама взяла с дивана свою пеструю книжку, кивнула Владимиру Борисовичу и вышла, ни на кого не взглянув. Анжелика откашлялась, в горле стоял комок. Тихо сказала:
– Мне что-то нехорошо… Я могу идти?
– Можете, – кивнул Владимир Борисович и обратился к свидетельницам: – Пройдемте ко мне в кабинет, подпишете протокол. Анжелика Андреевна, пропуск вам! – напомнил он. Она встала, пошла вслед за этой троицей. В коридоре одна из девушек обернулась и снова посмотрела ей в лицо – пристально, оценивающе
