– С папой-мамой? А кстати, на какие деньги ты собралась поехать?
– Как это «на какие»? А счет? Там осталась половина.
– Десять тысяч?
– Ну да. Мне бы хватило и на Францию, и на жизнь…
– А мне нет.
– А ты тут при чем? – запальчиво спросила она. – Знаешь, я достаточно тебе переплатила! Больше ничего не дам.
– Дашь, как миленькая. Я как раз на днях хотел сходить с тобой в банк.
– Можешь сходить туда один и потереться носом об дверь! – взвизгнула она. – Больше тебе там нечего делать!
– Истеричка, – заявил он. – Хватит с меня ваших бабских истерик! Пойдем вместе и все поделим пополам! Смотри ты, какая стала самостоятельная! С чего бы это?
– Ты меня научил самостоятельности, – она дрожала от бешенства. – О, ты всему меня научил! И в карты играть, и врать, и еще кое-чему… Странно еще, что ты со мной не переспал!
– Заткнись. Не переспал, значит, не хотелось, – ответил он уже вполне спокойно. – Если тебе плохо, сходи в кабак и напейся. Или найди любовника.
– Обойдусь без твоих советов!
– Не обойдешься. Слишком рано ты стала считать себя свободной.
– Я свободна!
– Это тебе только кажется. Пока Лена в таком состоянии, мы с тобой не свободны. Я должен убедиться, что она будет молчать.
– Так убей ее! – взорвалась Анжелика. – Тогда она точно замолчит!
– Дура! Какая же ты дура!.. – застонал он. – Какие вы все дуры, бабы… Я так от вас обеих устал. Нашла время скандалить. И вообще, мне нужна твоя помощь, а не истерики.
– Что?
– Помощь, идиотка. Слушай внимательно, если не хочешь оказаться за решеткой. Я не могу ее оставить одну, сама понимаешь. Она может позвонить следователю или выкинуть еще что-нибудь. Заложит, если ей что-то стукнет в голову. Нельзя знать, на что она теперь способна. Думаешь, легко контролировать сумасшедшую?
– Что за помощь тебе нужна?
– Принеси нам продукты. И приготовь обед. Я даже не могу выйти из комнаты. И захвати денег.
– У тебя были деньги! Куда ты их дел?!
– Положил в банк.
– Рехнулся?
– Почему это?
– Следователь может проверить твое финансовое состояние, – забеспокоилась Анжелика. – И если он обнаружит, что у тебя завелись денежки, он сразу догадается, чьи они.
– Какая ты умница. Этот банк он никогда не сможет найти и тем более проверить. А вот если бы я держал дома заначку, это было бы куда хуже.
– Что за банк? – заинтересовалась она.
– Приезжай, расскажу. И купи побольше жратвы, я больше не вынесу. Дома оказался один кефир, и то прокисший.
Она бросила трубку и пошла умываться. В ванной всплакнула от злости и успокоилась, только смочив лицо холодной водой. То ли синяки стали не такие яркие, как вчера, то ли Анжелика к ним привыкла, но ей показалось, что выглядит получше. Зато на душе был такой огромный синяк, что любая мысль причиняла боль. И замазать это пятно было нечем. «В какой момент все пошло кувырком? – спросила она себя, глядя в зеркало и намазывая лицо тональным кремом. – Когда ворвался в квартиру этот парень? Когда пришла Маша? Когда мне врал этот придурок Юра? Лягушка вшивая…» На миг ей стало смешно, когда она попыталась представить вшивую лягушку, чего в принципе быть не могло, но смех тут же испарился, не успев даже проявиться в улыбке. «Или все испортилось еще раньше? Когда Саша предложил убийство? Когда я в первый раз проигралась? Когда Игорь остановил машину рядом со мной там, на набережной…» На миг она будто увидела все это со стороны – девчонка, поднимающая юбку, чтобы рассмотреть свою ногу выше колена, красная машина, припаркованная к бровке тротуара, ветер над серой рекой, желтые деревья за оградой парка, мужчина, который подходит и спрашивает, не надо ли чем помочь. И его глаза, в которых девчонка видит живой интерес к себе – неинтересной никому на свете, даже собственному отцу.
– Всю жизнь покупаюсь на дешевку! – сказала она вслух, глядя на себя в зеркало. Припудрилась и принялась подводить глаза. Во время этого процесса умная Анжелика периодически отчитывала глупую: – Идиотка, пора тебе поумнеть. Ты попалась с Игорем. Он тебя не любил. Он любил ту, другую. Если он и остановил свою машину рядом с тобой, то, наверное, только потому, что ты ему напомнила ее. А может, он даже нас перепутал?
Она открыла коробочку с румянами.
– Ему было забавно видеть девчонку, которая так похожа на его любовницу. Но чего ради он стал ухаживать за мной? Зачем женился? Может, у меня характер лучше? Может, я вообще умнее и красивее? Или просто хотел ее позлить?
Анжелика вытащила из косметички помаду и осторожно коснулась ею своих припухших губ. Нижняя губа уже не болела, на ее внутренней стороне остался белый рубчик – след от ранки.
– Я все это могу понять, – сказала вслух Анжелика. – Но какого черта она носит такой же голубой плащ, как у меня, и душится теми же духами? Зачем ей это надо? Или ему это было надо? Боже, да кому угодно, только не мне.
И вдруг у нее в голове зазвучали два голоса одновременно. Обе Анжелики – сильная и слабая, умная и не очень – ссорились и ругались друг с другом, как две соперницы из-за одного мужчины. Она застыла с помадой в руке, уставившись на свое отражение – бледная, перепудренная, с недокрашенными губами. В конце концов из этого гвалта в голове, будто текст факса из аппарата, выползла одна фраза: «Это она звонила насчет алиби».
– Боже! – сказала Анжелика, когда в голове наступила относительная тишина. – Боже, боже! Это была она.
Она бросила помаду на полочку, даже не позаботившись закрыть колпачок. Помада покатилась, упала в раковину и сломалась. Анжелика равнодушно отнеслась к судьбе изделия Ив-Сен-Лорана и выскочила из ванны с одним желанием – немедленно что-то выпить. Нашлись остатки водки, и она выпила все, что смогла выдоить из бутылки, – примерно с четверть стакана. Отдуваясь, нашаривая сигареты, опустилась за кухонный стол и чиркнула зажигалкой.
«Я же думала, что мне насчет алиби звонила Маша… Но чего ради она стала бы мне звонить? Еще я думала, что это была чья-то неумная шутка. Но шутка, во-первых, оказалась умной, а во-вторых, кто с этим шутит? Это была она. Официанток никто не подкупал. Они действительно меня узнали! Меня, то есть ее. Маша говорит, мы похожи как две капли воды. Может, она и преувеличивает, но мы похожи, теперь я понимаю, что она не соврала! Такого не придумаешь. Она не сумасшедшая. И я не сумасшедшая. И официантки не сумасшедшие! Если бы следователю пришло в голову расспросить их, во что была одета та «я», которая сидела четвертого мая в «Ла Кантине», тогда бы все всплыло наружу… Я в тот вечер была одета в голубой плащ, на мне были брюки, белая рубашка… И меня кто-нибудь в этом да видел. Хотя бы мои свидетели в казино. А во что была одета та, другая, о которой вспомнили официантки? Так же как я? Сомнительно. Так не ходят в дорогие клубы. И вообще, она же не может всегда одеваться вроде меня! Но ему и в голову не пришло спросить об этом. Или пришло? Нет, тогда бы мое алиби рухнуло. Я же не успела бы поменять одежду между клубом и казино, за какие-то пять минут. А значит, алиби полетело бы к чертовой матери. Я сама не смогла бы ему сказать, как была одета в клубе. Я этого не знала! Почему она мне об этом не сказала? Странно. Нет, более странно то, что она вдруг позаботилась обо мне… Я ничего не понимаю. Я не знала ее совсем. Она меня, наверное, немного знала со слов Игоря. Но она же должна была меня ненавидеть! Когда он на мне женился, а ее отодвинул в сторонку в качестве любовницы, она должна была мне глаза выцарапать! А как она себя вела? Идеально. Любовницы звонят женам, выясняют с ними отношения, пытаются встретиться и разобраться… Жены проделывают то же самое. Я ее никогда не
