Синдром пиблокто (он же пиблоетог). Встречается у гренландских рыбаков. Начинается, как правило, либо с появления слабости, быстрой утомляемости, либо на фоне подавленного, депрессивного состояния: холодно, мокро, рыба приелась, и вообще — какая сволочь назвала эту землю зеленой? Потом на голову падает астральная сосуля, и пациент взрывается: срывает с себя одежду, кричит чайкой, фыркает китом, плачет нерпой, ревет оленем (северным, а не пятнистым — не путать!), ныряет в глубокий сугроб и, если не натыкается на забытый хозинвентарь или свежепогребенный снегоход, плавает и плещется в снегу. Под влиянием момента вполне способен разнести дом по бревнышку, или по камешку, или из чего их там еще делают. Может бездумно повторять слова или жесты. Потом заряд дурной энергии иссякает, и человек забывается беспробудным патологическим сном, после чего просыпается здоровый, но малость слабый и помятый, с недоумением глядя на окружающих — мол, с чего это вы все такие заботливые и опасливые? Да, со мной все нормально. А что, были причины в этом сомневаться? Очень похоже протекает арктическая истерия, встречающаяся у канадских эскимосов. На фоне сильного стресса (например, олени ушли или геологи пришли) пациент бросается в полынью или улепетывает в тундру, а если его пытаются отловить и не пущать — становится буен, агрессивен, порой выдает судорожный припадок.
Синдром укамаиринек. Этот синдром также встречается преимущественно среди народов Крайнего Севера, где ночи не просто длинные — они полярные, а рассказы шаманов впечатлили бы самого Стивена Кинга. Опять же ветер, что словно выдувает из тебя душу. Опять же почти космический холод, что норовит забрать ее же вместе с теплом. И этот тяжелый сон в духоте и среди мечущихся огненных бликов, причем ложиться было пора не потому, что стемнело — стемнело с месяц тому как, — просто пора часов на семь отключиться. Словом, обстановка очень располагает к тому, что, проснувшись однажды (чуть не сказал — поутру) от какого-то запаха или шума, вдруг осознаешь, что ЭТО произошло. Души-то нет. А вместо нее — или сосущая пустота, или уже поселился кто-то другой, чужой, непрошеный и враждебный. И чего-то там себе шебуршится, в рамках открытия сезона гнездования и освоения нового тела. Страшно? Еще бы! До полного паралича, до четкого ощущения либо чужого присутствия, либо до слышимого легкого шороха собственной улепетывающей души.
И еще пара импортных синдромов, прежде чем речь зайдет об отечественных.
Иерусалимский синдром. Он получил распространение преимущественно у туристов, приехавших поклониться священной земле и поглядеть на святые места. Если у тех, кто живет бок о бок со святынями, уже выработался иммунитет — ну место, ну святое, ну в двух шагах, да, спасибо, я счастлив по умолчанию — то вновь прибывшим поедание глазами всего столь мистического и в таких больших количествах не всегда идет на пользу. То, понимаете, Иисус в человеке вдруг проснется, то Моисей, то Авраам. В итоге в полном недоумении как проснувшиеся — мол, меня же здесь отродясь не ночевало! — так и те, кто вдруг себя ими ощутил. Последние — в особенности. Сразу начинают откровенствовать и пророчествовать, а то и вовсе марш-бросок по пустыням учинять, лет этак на сорок, индуцировав за компанию какой-нибудь народ. Обнадеживает то, что синдром этот длится не более недели и зачастую проходит самостоятельно.
Синдром Стендаля. Его можно описать в трех словах. Veni, vidi, phallotnorphi. Стендаль в свое время тоже… э-э-э… пережил культурно- шоковую реакцию, увидев «Мадонну» Рафаэля и «Давида» Микеланджело. Вот и сейчас отдельные впечатлительные туристы с тонкой душевной организацией испытывают нечто подобное, увидев то или иное произведение искусства. И неважно, как именно проявляется шок — экстазом, паникой или же благоговением перед картиной, скульптурой или сооружением, когда все прочие краски и впечатления просто меркнут и становятся незначительными и суетными, — его невозможно не заметить со стороны. Местные жители и сотрудники музеев, как правило, ничего подобного не испытывают — в самом деле, было бы странно каждый день ходить на работу за столь острыми ощущениями. Опять же, десенсибилизация, культурный митридатизм…[55]
Теперь поговорим о культуральных синдромах, распространенных у нас, в России. Нет, речь пойдет не о белой горячке. И не потому, что мы ею не столько страдаем, сколько наслаждаемся. Как показывает практика, алкогольный делирий — явление вне границ и народов; чертей гоняют у нас, в Западной Европе, в Израиле, Индии, Африке и Австралии, да и Америке это явление совсем не чуждо — ну разве что где-нибудь после текилового запоя вместо черта или экипажа НЛО явится местный чупакабра, это уже детали. У нас и без того хватает местной экзотики.
Икотка (также — икота). Чаще встречается в Пермском крае и Республике Коми. Совсем не то же самое действо, которое возникает в результате перераздражения диафрагмального нерва, тут все сложнее, таинственнее и попахивает колдовством. Так что с колдунами и ведьмами у нас надо быть настороже. И если вдруг в жаркий летний день предложат вам квасу из берестяного туеска — откажитесь. Мол, спасибо, мол, я как-нибудь водочкой перебьюсь. А то хлебнете — а там уже Икотка (или как он сам назовется) кусочком плесени сидит, на еде особой выращенный. Он бес гиперактивный: шасть — и на новое место жительства. Вон у некоторых лет по тридцать, а то и дольше сиживал. И ладно бы просто сидел себе в животе, так нет — ему обязательно надо дать о себе знать. Не только носителю — уж тот-то появление такого гостя не пропустит — но и всем вокруг. Как? Так он же не молча сидит, он предвещает. Может, конечно, и просто выть, рычать или блеять, но чаще — что-нибудь говорит. В основном обидное, страшное или матерное. И заставляет носителя делать то, что бес захочет. Как правило, что-нибудь непотребное: винца хлопнуть (красного, поскольку белое и водка ему претят), откушать чего-нибудь несъедобного, а от меда, чеснока, редьки, перца и полыни шарахаться как от ладана, заголиться при народе, днями просиживать в темноте — ну бес, он и есть бес, они все с патологией характера и расстройствами влечений. Ну и икота тоже присутствует — чаще всего с нее-то все и начинается.
Кликушество. В настоящее время попадается не так часто, но все же встречается на всей территории России к западу от Урала. Подавляющее большинство кликуш — женщины. Сложно сказать, отчего демоны, вызывающие кликушество, так разборчивы в гендерном вопросе — может, причиной тому особенности женской психики, а может, обычная физиология. Может, у мужиков им сидеть негде, а на том, что предлагают, — неудобно. Во многом поведение демонов похоже на поведение Икотки: сидят внутри, заставляют вещать (кликушествовать) от своего имени, вытворять непотребное; будучи осенены крестным знамением или прицельным приложением кадила, падают вместе с носителем аки громом пораженные. У носителя, как правило, память на все непотребства отшибает напрочь.
Меряченье (также мерячение, эмиряченье). Происходит название от якутского слова мэнерик — «делать странности». Распространено в основном среди народов, населяющих Восточную Сибирь. Впрочем, люди, приехавшие из других мест и осевшие там надолго, тоже не застрахованы от этой напасти. Во многом похож на малазийский синдром лата, однако не столь разборчив в гендерном отношении. Отчасти напоминает синдром пиблокто. Добиться проявлений синдрома можно, напугав человека словами, своим видом, резким звуком или вспышкой света. Реже он развивается самостоятельно. Больной словно находится в трансе — он копирует движения и слова окружающих, послушно выполняет все, что бы ему ни приказали. Иногда меряченье охватывает целую группу людей, в этом случае получается импровизированный флешмоб.
И напоследок еще три синдрома, которые встречаются у сибирских татар и описаны Х. М. Мухомедзяновым в 2000 году.
Состояние «куэк-ут». Огонь, помимо бегущей воды и чужой работы, входит в список вещей, на которые можно смотреть бесконечно долго. Только не стоит делать этого слишком пристально — с ТОЙ стороны на нас тоже могут любоваться. Дух Огня — существо не только любопытное, но и, в отличие от играющего в гляделки с костром, деятельное. Почуял слабину — тут
