выскочила из норы, кинулась в погоню, набросилась на похитителя. Как замелькали черные крылья, как засверкали красные огоньки!
Над воровкой учинена расправа. Она с позором убегает. Хозяйка заносит паука в норку, кладет на него яичко. Порок наказан, добродетель торжествует!..
Осы-аммофилы, запасающие для своих деток, помещенных в специальные вырытые норки, парализованных гусениц бабочек или (кто к кому приспособлен) кобылок и кузнечиков, тоже страдают подобным пороком. Обычно, доставив парализованное насекомое к норке, оса, прежде чем туда ее затащить, обязательно проведает жилище своей детки, ей нужно убедиться, что там все в порядке и нет никого чужого. Этим коротким мгновением отлучки хозяйки добычи пользуются другие осы-аммофилы и пытаются утащить чужое добро. Чаще всего такая попытка заканчивается ожесточенной потасовкой. И удивительно! Побеждает всегда хозяйка. Очевидно, ощущение законных прав придает ей силы, а неблаговидность поступка не способствует решительности у налетчика. Сторонники механицизма в расшифровке поведения насекомых, находящие объяснение деятельности насекомых в традиционных инстинктах — рефлексах, ополчатся на меня за столь вольный намек на элементы морали в среде столь низших существ, как насекомые. Но, как говорится, факты — упрямая вещь!
Еда невольная и ошибочная
Не всегда еда в изобилии, не всегда ее можно найти в трудных поисках. Что же делать, когда нет привычной еды? Голодать, гибнуть прежде времени, не дав потомства? Да, многих постигает такая участь. Но кое-кто вынужденно переходит на другую еду, пусть невкусную, непривычную.
...К началу августа в ущелье Бельбулак пожухли травы, покрылись семенами с закорючками. Чуть побурела листва на деревьях, и они стали не такими нарядными, как осенью. Лишь елочки, как всегда, темные, яркие и стройные.
Особенно сильно пожелтела ива. Впрочем, тут дело не во времени, а еще в грибках. Они завладели листьями, пронизали их своими нитями, изнурили их. Ивам, наверное, не так уж и страшны грибки. Лето закончилось, кончилась и пора цветения, расселения семян, скоро осень, все равно листья сбрасывать на землю. Может быть, поэтому грибки тысячелетиями приспособились жить на иве в эту близкую к угасанию пору, чтобы не вредить своим хозяевам-деревьям, от процветания которых зависит и их грибковая судьба.
Но совсем по-другому ведет себя отъявленный враг леса крупный яркий листогрыз Меласома попули, одетый в ярко-красную рубашку и повязанный синим платочком. Он — строгий вегетарианец и издавна известен как поедатель ив, осин и тополей, деревьев родственных, относящихся к одному семейству ивовых. Скажите, что красный листогрыз питается листьями другого растения, и вас посчитают фантазером. И вот я, опасаясь прослыть им, ставлю себе заметочку в полевую книжку о том, что вижу необычное. Листогрызы собрались кучками на нежной в сиреневых цветочках мяте и будто назло неверам гложут ее мягкие листочки, оставляя на месте пиршества грязь и нечистоты.
Продираясь сквозь заросли трав и кустарничков, я осматриваю растения: может быть, у красных листогрызов более разнообразное меню и они полюбили еще что-нибудь? Но, кроме как на мяте, жуков нигде нет. Видимо, она у них издавна служит страховым осенним запасом на случай бескормицы. К тому же и растет мята во влажных местах, по берегам ручьев, по оврагам, рядом с ивами, тополями да осинами...
Случаи, когда насекомые переходят на другую, несвойственную им пищу, видимо, в природе очень часты, но нам еще плохо известны. Слишком много насекомых, слишком разнообразна их жизнь, чтобы знать все подробности.
Едва наступит весна, пустыня обновит свой зимний наряд и покроется свежей и нежной зеленью, скотоводы покинут зимовки и отправятся кочевать. В это время пробуждаются жуки-навозники и следуют за скотом, предаются обжорству. Аппетит у них отменный. Какое оживление царит на кучке лошадиного навоза! Не проходит и получаса как теплый помет разворочен и на нем черным-черно жуков, их собралось несколько сотен. Как они оживлены, быстры, энергичны, как забавно топорщат усики. И все в движении, то взлетают, то садятся. Глядя на них, чувствуешь, как они рады не только еде, но и встрече друг с другом.
Но вот в пустыне начинается жара, скот перегоняют высоко в горы на летние пастбища. В это время многочисленные навозники терпят бедствие: пустыня опустела, в ней не стало животных, нет и навоза. Голодающие жуки носятся над землей в поисках поживы. Вот на берег реки волны выбросили мертвого сазана. Он быстро загнил, и возле него уже копошится кучка черных навозников, наедаются. Горный ручей стал иссякать, укоротился, и несколько луж, питаемых им, пересохли. Здесь погибло немало головастиков. От лужи зловоние, а жукам — благодать. Слетелись, терзают полуразвалившиеся трупики. Ничего не поделаешь, голод не тетка: нет навоза — и мертвечина хороша.
Случается и так, что насекомое, вынужденное по какой-либо причине перейти на другую пищу, может постепенно к ней привыкнуть. Личинки саранчи, выращиваемые в лабораторной обстановке на искусственной пище, потом с трудом приучаются есть траву. У некоторых насекомых такое предпочтение к новой еде даже сказывается на потомстве, то есть до некоторой степени передается следующему поколению.
Бывает и так, что насекомые начинают охотиться за пищей по ошибке, по совпадению обстоятельств.
...Рано утром на светлой горке, покрытой мелким щебнем, под кустиками боялыча и караганы я вижу много лунок муравьиных львов. В одной в предсмертных судорогах бьется небольшая гусеница бабочки Оргиа дубуа. Борьба, видимо, была жестокой, так как лунка сильно разрушена. И хотя гусеница покрыта густыми волосками — отличнейшей защитой от врагов — что они для длинных челюстей! Личинка муравьиного льва по существующему обычаю наполовину затащила в землю гусеницу. Теперь она, наверное, упивается едой.
Среди кустов видны небольшие холмики. Это гнезда муравьев-феидоль. Они всюду бродят по земле в поисках поживы. Неудивительно, что один из них нашел торчащую из земли гусеницу, подал сигнал и вскоре возле добычи скопилась целая орава юрких охотников. Кроме маленьких и быстрых рабочих прибыли медлительные солдаты с такой большой головой, что тело кажется маленьким придатком к ней.
Гусеница — огромная ценность для таких малюток, как феидоли. Возбуждение нарастает с каждой минутой. Муравьям нелегко. Густые волоски — непреодолимое препятствие. Впрочем, вскоре найден выход. Кто-то хватает за волосок, усиленно его тянет, вырывает, относит в сторону и принимается за другой. Пример заразителен — и пошли муравьи ощипывать волосатую гусеницу. Стрижка идет с большим успехом, земля вокруг покрывается волосками. Солдаты не теряют времени и протискивают свои лобастые головы к телу добычи, пытаясь пробить в нем брешь. Трудная и неустанная работа муравьев, наверное, скоро закончится успехом. Но вдруг, неожиданно, один за другим муравьи покидают добычу.
Побежали за помощью? Нет, ушли совсем. Кто-то из опытных добытчиков разобрался и, хотя лакома была гусеница, подал незримый сигнал: «чужая добыча». Он немедленно подействовал.
В другой лунке муравьиного льва выглядывает конец голой гусеницы совки, и тут тоже столпотворение муравьев-феидолей. Личинка льва им будто не мешает. Она сидит под землей и медленно сосет другой конец гусеницы. И муравьиному льву и муравьям — всем хватит пищи. Я, наверное, ошибся и дело, видимо, в том, что первая гусеница невкусна или даже ядовита. Недаром она такая яркая и волосатая.
Я присаживаюсь поближе и через бинокль с надетой на него лупкой смотрю, как муравьи рвут тело гусеницы, пытаясь пробраться к ее внутренностям. Сколько здесь тратится энергии, какая спешка и какое счастливое оживление! Сейчас кто-нибудь прогрызет дырочку, и тогда пойдет пир горой.
