часть вопроса об имущественном неравенстве вообще. Утверждение, что земля должна принадлежать тому, кто её обрабатывает, бессмыслица. Почему работой должно приобретаться право собственности только на землю? Если крестьянину принадлежит помещичья земля, на которой он работал батраком, то дом должен принадлежать также тому, кто его строил, т.е. каменщикам, плотникам, столярам, а не владельцу; обед − повару, фабрики − рабочим, и т.д. Это, конечно, бессмыслица, так как результат работы может принадлежать работнику только в том случае, если материал, из которого работа сделана, принадлежит ему, иначе он только наёмник для выполнения данного труда, и только. Нелепое утверждение, что земля должна принадлежать тому, кто на ней работает, есть только один из наиболее ярких случаев, когда заведомая нелепость провозглашается аксиомой только потому, что она соответствует желаниям толпы и настроению момента.
Что касается социал-марксизма во всех его видах и преломлениях, то его теория и в особенности практика, сфабрикованная по образцу каторжных тюрем, навевают на меня просто ужас и возмущают до глубины души. При рае на земле, нарисованном этим иудейским пророком и осуществлённом ныне в СССР Лениным и Сталиным, несчастный гражданин марксистского государства осуждён на работу, которая является не радостью, как она должна быть, и удовлетворением, а проклятьем. При той системе, когда человек работает, как вьючный скот, не ради собственного интереса и пользы, а для блага системы, нет больше людей, а есть только числа, нет ни честолюбия, ни надежды, ни страха, а только работа автоматов, направляемых правительством.
Настоящая, а не «марксистская» цивилизация, должна опираться не на нелепую теорию, а на нацию и общество, которые относятся к человеку не как к номеру, а как к личности, по его заслугам и по той ценности, которую он приносит обществу и государству. Чем больше ты создаёшь для общества, чем ты полезнее для государства, тем оно больше о тебе заботится. Ни общество, ни тем более государство не могут и не должны заботиться об одинаковом вознаграждении всех своих граждан. Их задача поощрять умы и таланты, а не принижать и не равнять их по бездарностям. Ещё более возмутительна теория о диктатуре пролетариата, т.е. рабочего класса. Человек, работающий мускулами, т.е. простой рабочий, для человечества не многим полезнее, скажем, быка или лошади. Поэтому общество и государство и должно относиться к нему, как к низшей силе. Но лишь только этот чернорабочий начинает, кроме мускулов, работать ещё и головой, он превращается уже в мастера и ремесленника, и его фонды должны подниматься в обществе, благосостояние расти, так как он стал полезнее, чем был раньше.
В высококультурных государствах люди так и думают, почему марксизм в Западной Европе дальше теории и не пошёл. Попытки его осуществления имели место только в России, стране, населённой народом, ещё не догнавшим на дороге культуры своих западных соседей. Культурный слой старой России, витавший всегда в эмпиреях, жил исключительно теориями и во имя их осуществления не пожалел ни своего народа, ни своей страны. Недаром же когда-то Бисмарк сказал, что для осуществления социализма на земле нужно, прежде всего, найти такую страну, которой «не жалко»…
Рассказывая о недавно пережитом, отец между прочим сообщил мне, что как сам Геленджик, так и ещё более Тонкий Мыс, где жил в своём имении отец с Марией Васильевной, несмотря на занятие этих мест Добровольческой армией, кишит большевиками, как местными, так и отставшими от Таманской армии, скрывающимися по лесным дачам, надеясь на уединённое положение этих мест. Как от своего, так и от имени местных жителей, папа просил меня заняться этим вопросом и, если можно, приехать в Геленджик для основательной чистки его окрестностей от нежелательных и опасных для общественного спокойствия элементов. Местные антибольшевистские силы уже приготовили списки наиболее опасных большевистских деятелей, и властям только остаётся арестовать всю эту публику по заранее известным адресам и передать их судебному следователю.
Подобная поездка в родные места был для меня прекрасный и вполне законный случай отдохнуть от сумасшедшей работы в комендантском управлении, и я решил просить своё начальство дать мне эту командировку. Однако перед тем как перейти к изложению этой поездки, должен в хронологическом порядке упомянуть об одном эпизоде, который имел место перед нашим отъездом в Геленджик.
Женя, приехав по моему вызову из Екатеринодара по «выходе в отставку», поселилась со мной в квартире богатых армян Хачиковых и, хотя имела все права перейти из «строя в тыл», не особенно была этим довольна. Находясь в первых месяцах беременности, она начала скучать в безделье. Судьба нам с ней в этот момент послала развлечение, которого мы никак не могли ожидать в Новороссийске. Обедая однажды с женой и двумя сослуживцами в небольшом грузинском ресторане, я обратил внимание на то, что среди расположившейся рядом компании восточных людей в штатском мелькнуло знакомое лицо. Не успел я сообразить, кому оно принадлежало, как владелец его, большой и толстый человек восточного типа, с шумом опрокинув два стула, бросился мне на шею с радостным воплем: «Толия… кардаш… это ты!..» К нашему изумлению и радости, это был Асаф Бей, наш старый друг и «брат» по Закаталам и Тифлису, одетый в штатский костюм и поэтому совершенно неузнаваемый.
Как оказалось после обмена поцелуями и приветствиями, Асаф, резонно опасаясь своих соотечественников и мести турецкого правительства, покинул Тифлис и, сдержав данное нам когда-то обещание, с фальшивым греческим паспортом через Батум приехал в Новороссийск с целью навсегда поселиться в России.
Мы были искренне рады этой встрече, такой необыкновенной и счастливой в те времена, и я немедленно занялся устройством дальнейшей судьбы Асафа. В Новороссийск он приехал только вчера и не имел никаких планов на будущее. Тут же в ресторане было решено, что Асаф переезжает к нам, что было нетрудно для него, так как беглец продолжал проживать на том самом турецком паруснике, который привёз его из Батума.
Здесь же в ресторане был мною истреблён и его фальшивый паспорт, чтобы Асаф мог начать свою жизнь в России законно и легально, под своим настоящим именем.
На другое же утро мы отправились с ним в штаб военного губернатора, где я его представил Кутепову и Де Роберти, чистосердечно рассказав им историю наших общих приключений на Кавказе. В тот же день Асаф приказом военного губернатора был зачислен в ряды конного дивизиона, формировавшегося в городе, под именем Асафа Ахметова.
Через три дня поручик Ахметов, приехавший в Новороссийск с порядочными деньгами в золотой валюте, обмундировался, экипировался и превратился в шикарного, хотя и тяжеловатого кавалерийского офицера, которого скоро полюбили за простоту души и детскую наивность, как товарищи, так и начальство. По своему характеру он был настоящее дитя природы, но дитя в чисто восточном стиле; в нём была удивительная смесь детско-наивного с чисто звериной жестокостью и беззастенчивостью. Нас с женой он любил искренно и бескорыстно, и я ему отвечал тем же чувством.
Уже через неделю после того, как он надел русскую форму, Асаф, с большой лёгкостью сводивший знакомства, заболел своей старой манией − во что бы то ни стало жениться. На брак он смотрел чисто по-турецки, т.е. единственные требования, которые он предъявлял к своей будущей жене, это чтобы она была красивая и толстая. Начал он свою матримониальную кампанию с небольшой предварительной хитрости, а именно, заявил нам с Женей, что, решив поселиться в России, он хочет стать «совсем русским», и с этой целью намерен креститься и просить жену быть его крёстной матерью.
Через неделю хлопот крещение это состоялось, причём восприемниками нового христианина были моя Женя и комендант города. Ровно через два дня после этого события Асаф заявил своей «маме», как он стал называть жену, бывшую на пять лет его моложе, что он желает жениться и уже имеет невесту. Предметом его увлечения оказалась при ближайшем расследовании некая весьма видная и недурная собой брюнетка в восточном стиле, к сожалению, более чем легкомысленного поведения. С нею Асаф, как выяснилось, встретился на какой-то холостой пирушке и с места воспылал страстью. Несмотря на все уговоры и категорический отказ Жени присутствовать на свадьбе, влюбленный турок ничего не хотел слышать, и этот нелепый брак состоялся при пьяном участии его сослуживцев по Черноморскому дивизиону, причём вся компания до того набралась, что двое из них заснули на полу в церкви. Мы с женой на свадьбе не присутствовали, к искреннему огорчению Асафа.
Как и следовало ожидать, «Аничка», как он называл свою супругу, оказалась большой стервой, и бедный турок впоследствии испытал много неприятностей в семейной жизни. Насколько я мог понять из путаных рассказов Анички о её прошлом, она была уроженкой какой-то глухой украинской дыры, и несмотря на молодость, успела в жизни много испытать. Перед браком с моим упрямым другом она была не то
