вознаграждения людей в естественном порядке, а не по цвету кожи». Через три года борьбы с расизмом белых Херши изменил свое мнение: «...что нам удастся сделать, так это внедрить дискриминацию из каждодневной жизни в армию».
Поведение Рузвельта отличалось противоречивостью. В середине зимы 1944 года он созвал специальную пресс-конференцию с членами Ассоциации издателей негритянских газет. Едва президент закончил приветствовать гостей, как Джон Сенгстэке из чикагской «Дефендер» зачитал от имени ассоциации заявление. Продолжительное время Рузвельт слушал, как Сенгстэке перечислял обиду за обидой, проистекавшие из дискриминации в сфере производства, обучения в школах, участия в выборах и гражданских прав. Гражданство второго сорта, говорил оратор, противоречит Декларации независимости и Конституции, а также наносит ущерб военным усилиям. Президент оценил заявление как ужасно своевременное; сказал, что рад узнать о вкладе ассоциации в общую борьбу; подтвердил, что администрация против расовой дискриминации. Когда председатель КСПН Росс предложил организовать в Уорм-Спрингсе лечебницу для жертв младенческого паралича среди черных, Рузвельт написал жене: «...ты можешь сообщить господину Малколму Россу, что в Институте Таскеги имеется целое отделение для лечения детей негров». Он нетерпеливо спрашивал у помощника:
— Что я смогу сделать для этого?
Другая раса, подвергавшаяся в Америке дискриминации в разгар войны, американцы японского происхождения в концентрационных лагерях, тоже встретила сочувствие и поддержку президента. В сентябре 1943 года Рузвельт публично пообещал:
— Мы восстановим право ссыльных вернуться в прежние места проживания, как только позволит военная обстановка.
Когда Стимсон заявил в мае 1944 года президенту, что армия не видит причины содержать лояльных японцев в лагерях, Рузвельт предложил ему прозондировать общественные настроения в Калифорнии. На заседании правительства Стимсон предупредил, что, если японцев не освободить, в лагерях могут произойти беспорядки, а Токио выместит свой гнев на военнопленных-американцах. Президент ответил, что внезапная отмена правила, исключающего проживание японцев на Западном побережье, была бы ошибкой. Проблему следует решать с величайшей осторожностью, с учетом того, возвращение какого количества семей примет общественное мнение в конкретной местности Западного побережья, а также путем постепенного переселения одной-двух семей из лагерей в отдельные округа по всей стране. Он счел, что некоторое число американцев японского происхождения примет и округ Датчисс. Затем обнаружилось, что Икес — под юрисдикцию его ведомства передана в начале 1944 года Администрация по переселению военного времени — выступает за немедленное освобождение японцев. Халл предупредил, что Токио отреагирует, вероятно, более остро на инциденты в лагерях, чем на эпизоды в обычной жизни. Это придало проблеме новый облик. В сентябре заместитель министра внутренних дел Абе Фортас доложил, что из 114 тысяч ссыльных свыше 30 тысяч выпущены на неопределенное время; 60 тысяч оставались в лагерях и освобождались по 20 тысяч в месяц. Свыше 18 тысяч американцев японского происхождения все еще находились в ссылке у озера Туле и пока не подлежали переселению.
Старая система управления ушла в прошлое. Ее заменили правительственные ведомства. Бюрократия военного времени придерживалась единого стандарта — полезность для войны. Подобно многим другим учреждениям, на этом испытательном полигоне дробилась система образования. Процветали государственные школы. Занятость матерей на работе и переселение в города способствовали наплыву в эти школы подростков от 6 до 14 лет, хотя одновременно наблюдался спад в количестве студентов, получающих высшее образование. Военная лихорадка способствовала социальной активности и приобретению знаний с упором на теории прогресса, которые овладели школами. Рузвельт говорил:
— Мы просим, чтобы каждая школа стала подмогой для внутреннего фронта.
Школы ответили на этот призыв участием в кампаниях по распространению военных облигаций, уроками по географии Азии и созданием полувоенных школьных организаций. Бум в системе государственного школьного образования составлял полдела, потому что колледжи и университеты оставались в стороне. Юношей, студентов и учителей, призывали в армию, женщины и девушки работали на заводах, поэтому колледжи пустовали. В 1943-1944 годах выпускники гуманитарных колледжей составляли менее половины, а юридических учебных заведений — лишь пятую часть от довоенного уровня. Ванневар Буш жаловался президенту, что наука потеряла из-за войны 150 тысяч выпускников колледжей и 17 тысяч выпускников с учеными степенями.
Военная мобилизация явно вредила образованности. Когда от руководителей колледжей посыпались протесты, Рузвельт принял временное краткосрочное решение.
— Федеральное участие в этой сфере, — говорил он, — надо свести, по крайней мере в нынешних условиях, к удовлетворению потребностей войны.
Президент требовал от Стимсона и Нокса срочного исследования проблемы, возможно полного использования колледжей в военных целях. В конце 1943 года армейская служба программы специализированной подготовки и программы «В-12» ВМФ использовали пустующие здания около 500 колледжей для военного обучения около 300 тысяч человек. Но в результате распространения письма Маршалла с энергичным призывом к молодым людям принять участие в предстоящей высадке во Франции армия в начале февраля 1944 года урезала свою программу до минимума, а флот сделал то же самое по указанию президента, которое тот дал по совету Розенмана. Война имеет первостепенное значение, все остальное подождет.
Высшее образование больше никогда не возвращалось к прежней системе. Призыв на военную службу студентов, программы военной подготовки и разработки новых видов оружия Управлением научных исследований и усовершенствований изменили его навсегда. Студенты маршировали на военных плацах, военные — в учебных аудиториях. Ученые-профессора совершенствовали в лабораториях бомбы и медикаменты. Проконсультировавшись со Стимсоном, Смитом, Гопкинсом, Розенманом и Оскаром Коксом, Рузвельт 17 ноября 1944 года потребовал от Буша выработать программу послевоенного финансирования правительством научных исследований, а также «открытия и развития талантов в науке». Из этого требования выросли Национальный фонд науки и вовлечение университетов в новый военно- промышленный комплекс. Биллем о правах предусматривались правительственные образовательные гранты; с помощью Администрации субсидий местные гуманитарные учебные заведения преобразовались в центры консультирования по научным исследованиям и профессионально-техническому образованию. Временные организации, созданные для военных разработок, и временный перерыв в обучении привели к существенной реорганизации системы образования.
Временное становилось постоянным, средства — целями, по мере того как чрезвычайные перемены сохранялись в послевоенном мире. За значительную часть этих перемен нес персональную ответственность сам Рузвельт, поскольку стремился разделить искусственным образом периоды войны и послевоенного мира, временные задачи, порожденные кризисом, и постоянные средства и цели.
— Не уверен, — говорил он, — что мы останемся реалистами в отношении этой войны и планов на будущее в наше критическое время.
Однако будущее не собиралось ожидать планов, которые станут вырабатываться в мирное время, а вырастало из военной организации, построенной на основе ограниченных целей. Рузвельт требовал от властей военной мобилизации, но снимал с себя ответственность за планирование препятствий социальному благосостоянию, вызванных мобилизацией.
В условиях демонтажа учреждений мирного времени только правительственные органы имели дело с социальным брожением. Там, где в военный период выживали правительственные механизмы, дезорганизация переходила в прогресс. В условиях согласия в отношении профсоюзной политики министерства труда, Национального совета по трудовым отношениям, Совета по труду в военной промышленности и множества учреждений «нового курса» число членов профсоюзов за время войны достигло более чем 6 миллионов. В 1944 году четверть рабочей силы состояла в профсоюзах, забастовки составляли треть от довоенного периода; рабочие военных отраслей имели отдых один день в неделю, тридцатиминутный перерыв на обед в середине каждой смены, отпуск, оплату сверхурочного времени и много других благ, способствующих стабильной и благополучной жизни. Ясная политика, устойчивая организация и очевидные преимущества здоровых трудовых отношений в период войны препятствовали проникновению в эту сферу мятежных настроений, связанных с миграциями населения и конверсией
