В канун нового 1973 года окончательное «добро» министра было все же получено. Гречко наконец не выдержал – согласился… под ответственность командующего ВДВ! Утром 2 января командующему домой позвонил Г. И. Северин: «Василий Филиппович, а чего мы ждем? Разрешение имеется, нужно ехать в Тулу готовить эксперимент. И природа за нас – вон сколько снегу намело». Отец согласился и тут же через оперативного дежурного объявил дату проведения эксперимента – 5 января.
К обеду 3 января мы с Зуевым, дублерами и несколькими офицерами НТК прибыли на парашютодром Тульской дивизии «Слободка». Там уже ждали офицеры воздушно-десантной службы и… особого отдела дивизии. Наметили план работы, а также меры по соблюдению секретности запланированного эксперимента.
Все испытатели были размещены в одной казарме, в столовую также ходили вместе. В нашем основном экипаже Зуев был назначен командиром и одновременно механиком-водителем, я должен был выполнять обязанности наводчика-оператора. Командующим была поставлена задача: после приземления расшвартовать машину и начать движение не более чем через 2 минуты, в ходе которого провести машину по намеченному маршруту со стрельбой по мишеням из орудия и спаренного пулемета. Экипаж должен был доказать, что не только отлично перенес все этапы десантирования, в том числе ударные перегрузки при приземлении, но и сохранил физические и умственные способности, может успешно вести боевые действия. На это и были направлены многочасовые ежедневные тренировки.
И вот наступил день «X» – 5 января. Около четырнадцати часов самолет Ан-12Б вылетел для проведения экспериментального десантирования.
Вытяжной парашют по команде штурмана вывалился, расправился, набрался сил и, как бы нехотя, стал потихоньку вытаскивать «Кентавра». Как гигантский маятник с центром качания вокруг вытяжного парашюта, машина-'утюг' сначала завалилась на 135 градусов от горизонтали, затем стала раскачиваться с постепенно уменьшающейся амплитудой колебаний. И вот раскрылись тормозные, а затем и основные парашюты. Перевернувшись в первый момент вниз головой, мы в доли секунды испытали состояние, близкое к невесомости. Все свои ощущения спокойно, как нам казалось, мы передавали на землю. Только вот с земли после выхода машины из самолета ничего не слышали – пришлось ориентироваться о работе системы по личным ощущениям да по показаниям приборов.
И тут последовал резкий, перекатывающий удар. Головы в шлемофонах мгновенно «выбили морзянку» из заголовников, и все замерло. Навалилась неожиданная тишина. Но это продолжалось мгновение – мы, не сговариваясь, стали освобождаться от привязных систем.
Выскочили из БМД. Освободив ее от парашютной системы и платформы, заняли свои места внутри – Леонид за рычагами, я – в башне. Пока механик заводил двигатель, наводчик-оператор выискивал, поворачивая башню, цели Для обстрела. Есть! И вот сразу с началом движения бухнуло орудие «Гром». Конечно же, это была имитация, и последующая стрельба из пулемета велась холостыми, но в первом эксперименте это было не главное. Главное, что на всех этапах десантирования, приземления, движения, проведения стрельб мы сохраняли полную боеготовность и доказали, что в случае необходимости десантники могут воевать с наибольшим боевым эффектом, поражать противника, не выходя из машины, обеспечивая другим членам экипажа возможность с наименьшими потерями присоединиться к ним для совместного выполнения боевой задачи.
Леонид Зуев лихо, на большой скорости, подъехал к трибуне, по пути разнес вдребезги автомобиль начальника штаба дивизии (которого, кстати, предупреждали о такой вероятности), остановился точно напротив командующего и четко доложил об успешном выполнении боевой задачи. Командующий обнял и расцеловал нас поочередно, поблагодарил от лица службы и, быстро вытерев глаза, в дружеском тоне стал расспрашивать об ощущениях в ходе проведения эксперимента. К нему присоединились и другие участники испытаний.
– А далее вы уже готовили штатные экипажи?
После первого удачного эксперимента командующий отдал приказ провести аналогичные экспериментальные десантирования во всех дивизиях ВДВ, в каждый период обучения. Да, не боялся командующий Маргелов брать на себя ответственность и при этом верил в людей. И как не верить, ведь сам их учил и воспитывал, в первую очередь – личным примером. А чтобы никто не обвинил его в отсутствии отцовских чувств, приведу факт, который стал позже известен от его порученца: командующий держал в кармане шинели заряженный пистолет… успев за последние двадцать минут до момента нашего приземления выкурить целую пачку папирос.
– Я, уже будучи капитаном, был назначен ответственным за подготовку штатных экипажей. Руководителями испытаний были генерал-лейтенант И. И. Лисов, позже – его преемник на посту заместителя командующего генерал Н. Н. Гуськов и, наконец, председатель НТК ВДВ полковник (позже – генерал-майор) Л. З. Козленко».
Рамки интервью и необычайная скромность не позволили его герою рассказать о многом. Ведь Маргелову-старшему впору было бы с гордостью отрапортовать министру обороны о том, что эксперимент удался на славу, что не подвели ни талантливые конструкторы, ни уникальная техника десантирования, ни летчики, и, конечно, главные участники эксперимента. Однако еще на площадке приземления В. Ф. Маргелов строго-настрого запретил кому-либо сообщать «наверх» о каких-либо результатах. «Я сделаю это сам, коли что случится», – добавил при этом командующий.
Рассказывают, будто бы Василий Филиппович подошел перед посадкой в самолет к Зуеву и сыну и, похлопав того и другого по плечам, промолвил: «Не дай Бог, разобьетесь, машину погубите. А мне потом выговор влепят».
Анна Александровна Маргелова, мать Александра, знавшая об эксперименте, просила сына больше не огорчать ее участием в подобных мероприятиях. Пыталась об этом упросить Александра и супруга Лидия Константиновна. Да разве образумишь человека, имеющего маргеловский характер. Клятвы близким и дорогим ему женщинам он не давал, а обещание все-таки нарушил. Маргелов-младший добровольно вызвался стать во главе группы при испытаниях комплекса совместного десантирования и «Реактавра».
Победителей, как известно, не судят. Но и поощряют не всегда. Кроме дежурной благодарности к 23 февраля, то есть к очередной годовщине Вооруженных Сил СССР, командующий ВДВ ничего не получил. В некоторых кругах сплетничали, что В. Ф. Маргелов тотчас же после успеха эксперимента раструбит о нем на всю вселенную, делая упор на свою главенствующую роль. Злословившие были посрамлены.
Гордость сына – чувство особого рода. Александр не отсиживался в тени славы отца и, выбрав в жизни собственный путь, не бил себя в грудь кулаком и не выказывал высокомерия, присущего многим генеральским сынкам. В том, что Зуев и Маргелов-младший заслуживают самых высоких наград, не сомневался никто. Поговаривали даже, что речь идет о Звезде Героя. А между тем с наградными листами на Александра Маргелова и Леонида Зуева творилось что-то невообразимое. Вроде бы и не военное время, и от управления ВДВ до Главного управления кадров Министерства обороны СССР, которое ведало наградами, как говорится, рукой подать, а вот награда «искала» героев почти год. А когда коробочки с орденами и орденскими книжками на офицеров были доставлены командующему, Василий Филиппович расстроился. «Десантеры» были представлены им к ордену боевого Красного Знамени, а пришли на отважных первопроходцев «звездочки», то есть ордена Красной Звезды.
Многокупольные парашютные системы, исправно отслужив более десятка лет, уступили место парашютно-реактивным системам, и командующий, взвесив все «за» и «против», дал «добро» на проведение эксперимента, который вошел в историю Воздушно-десантных войск как «Реактавр».
Парашютно-реактивные системы в начале своего пути отличались нестабильностью и сложностью. Но это был именно тот вариант, который обеспечивал скоростную доставку боевой техники без применения тяжеловесных плат форм. Вместо четырех-пяти куполов площадью в 760 квадратных метров на системе работал один купол площади 540 квадратных метров и блок из трех двигателей мягкой посадки. Обеспечивали амортизацию два пенопластовых бруса.
До «пасти», грузового люка самолета Ан-12Б, а затем Ил-76 боевая машина десанта добиралась своим ходом и без помощи сложнейших приспособлений: тросов, лебедок, как это было на МКС, самостоятельно занимала место в грузовой кабине.
Скорость снижения «Реактавра» равнялась двадцати – двадцати пяти метрам в секунду. А затем в нескольких метрах над землей срабатывали тормозные двигатели, «гася» скорость до нуля. Вроде бы все
