Мастер своего дела (сборник)

13:28

«Муха» неслась над городом почти на предельной скорости. Спицин вывел ее на верхнюю воздушную трассу, здесь поток машин был плотным, в ярких лучах солнца выблескивали серебристые бока «блюдец», отливали алым корпуса «фламинго», матово светились «жукобусы». Под ними на меньших скоростях летел транспорт погабаритнее, а уж по земле ехали либо заядлые консерваторы, либо те, чей пункт назначения находился поближе, не в пригороде.

Зато в пригороде — тише и воздух чище, не всякий может себе позволить жить там. Соболевская — могла.

О Маргоше в редакции слухи давно ходили… разные. Она умела то, чего остальным не удавалось — и не только в «Вестях», но и на других каналах. Это ведь лишь кажется, что хорошие новости найти проще простого. Собственно, когда-то так оно и было — было да сплыло.

«Мы наблюдаем лишь начало „гонки вооружений“, — писал Лекуантре в „Рутинной радости“, — первый и самый безобидный из этапов. Владельцы ТВ-каналов не могут себе позволить пускать в эфир некачественный продукт, даже когда речь идет о навязанных, мало кому интересных (так только кажется) „хороших новостях“. Телевизионщики обязаны будут сделать ХН привлекательными.

Сейчас сам факт их трансляции, новизна — лучшие стимулы для того, чтобы мы, не отрываясь, пялились в экран. Спасение котенка, который забрался на дерево и не может спуститься. Школьники, по собственной инициативе помогающие старушкам. Успехи нашей футбольной команды. Все это мы уже видим — и привыкаем точно так же, как привыкали к землетрясениям, наводнениям, захватам автобусов террористами. Вот-вот наступит момент, когда зритель с зевком („Опять то же самое!“) потянется к пульту управления.

И тогда наступит эра новых „хороших новостей“. Журналисты поневоле должны будут проявлять все большую изобретательность; возможно, повышать собственный кругозор, чтобы найти, вычленить, правильно подать все более радостные „хорошие новости“.

Появится новая индустрия, новая профессия. И сенсор-журналистика, которая недавно подтвердила свою жизнеспособность, рано или поздно вынуждена будет учитывать разделение на блоки позитивной и негативной информации (что само по себе — нонсенс, ибо информация не может, не должна быть со знаком „плюс“ или „минус“).

[…] Мы теряем право самостоятельно оценивать то, что происходит. О да, большинство событий кажутся (подчеркиваю — кажутся) вполне однозначными. Тайфун разрушил дома на побережье — плохо? Плохо. Но строительные фирмы, пожалуй, оценят это в несколько ином ключе. Изобретен или подарен удодами новый способ получения энергии, экологически чистый и дешевый. Великолепно? Скажите об этом хозяевам заводов по производству двигателей внутреннего сгорания!

Постепенно, исподволь у нас отнимают право думать, размышлять, анализировать. О, это происходит как бы с нашего согласия, никто ведь не приковывает нас наручниками к телевизору, никто насильно не читает нам утренние сводки новостей из газет.

Но теперь журналисты будут конкурировать друг с другом, в том числе — за то, чтобы решать, что есть „хорошо“ и „плохо“. И за то, чтобы именно своими „хорошо“ и „плохо“ привлечь наше внимание.

Боль, страх, чужие горести уже стали для нас обычным делом. Теперь наступает черед радости.

И не нужно думать, что это будет так легко — вызвать позитивные эмоции у тех, кто ими пресыщен донельзя».

А вот Маргоша это умела: как-то ухитрялась находить темы, оказываться в нужном месте в нужное время. Семь или восемь веков назад ее бы обвинили в колдовстве и сожгли на костре. Как Коперника.

Или это Джордано Бруно сожгли?

Арутюнов хмыкнул: кажется, поверхностная эрудиция БоБо заразительна.

— Слушай, Борисыч, — решился наконец Спицин, — это, конечно, не мое дело… Ты же понимаешь, что ее сейчас дома нет?

— Понимаю, Спицин. Не бойся, вламываться к ней в квартиру я не собираюсь, никакого криминала. Просто устроим небольшое журналистское расследование.

— Уже полдень, если мы до вечера ничего не нароем, БоБо нас самих уроет. И асфальтом сверху закатает.

— А что ты предлагаешь? Уйти в «свободное плаванье», кружить над городом и ждать, что повезет? Ты же сам просматривал релизы, ничего толкового сегодня не предвидится. А в случайности я не верю. Ты ведь не будешь спорить, что Маргоше кто-то сливал информацию?

Спицин помотал головой.

— Вот и мне так кажется.

— Ну а какое расследование ты собираешься проводить? Если без того, чтобы забраться к ней в квартиру…

— На месте сориентируемся, — туманно ответил Арутюнов.

Он еще сам до конца не решил. В том числе насчет квартиры.

14:15

Старушки у подъезда говорили о Маргоше охотно. Ах, какая умница-красавица, душенька-лапушка! Мы ее всегда смотрим, после ее материалов жить хочется.

Одна сказала это и с намеком зыркнула на Арутюнова — кажется, узнала. Ну да, после того его репортажа из приюта для бродячих собак… Жестокий был репортаж, жестокий и рейтинговый, трижды повторяли в прайм-тайм.

После него мэр издал указ о еженедельных проверках в приютах, полетели головы (на сей раз не собачьи — человечьи), стали строже меры контроля за владельцами домашних животных. Человеку, купившему щенка, а через пару лет вышвырнувшему взрослого зверя на улицу, грозил солидный штраф.

Обо всех этих изменениях к лучшему потом сделала материал Маргоша.

— …Да редко дома-то бывает, редко. Это ж работа нелегкая, в наши дни о добрых делах рассказывать, раньше-то казалось, вообще в мире одни беды творятся, катастрофы и политика, вот и всё. А? Гости? Ну, хаживают, бывает, хаживают. А вы почему интересуетесь? — Востренький взгляд старушонки блестел, точно спицы в ее руках. Каждая из сидевших на скамейке бабуль не просто чесала языком, а одновременно занималась полезным делом: одна внучке фенечку с неоновыми нитями плела, другая — носок с электронным подогревом любимому зятю.

— Спрашиваю, потому что хочу понять. Она ведь уволилась от нас.

— Да вы что?! А как же новости?!.

— Вот я и пытаюсь разобраться, может, ее кто-нибудь… сбил с толку, — Арутюнов нарочно употребил выражение, когда-то давно встреченное им в одной старой книге. «Говори с аудиторией на понятном ей языке» — одно из золотых правил любого журналиста. Второе: «По возможности игнорируй неудобные для тебя вопросы» — так что на «как же новости?» он решил не отвечать. Скоро сами догадаются.

Бабульки переглянулись. Та, что плела фенечку, качнула головой:

— Ну, чтоб какие особые гости ходили — так и не было, да?

— Не было, — подтвердила другая. — К ней, правда, раз в две недели парнишка из службы приходил, помнишь?

Арутюнов насторожился:

— Из какой службы?

— Из почтовой, курьерской.

— Ага-ага, — закивала та, что с блестящим взглядом. — Приходил! В ихнем дурацком комбинезоне, цвет — как будто в кетчупе вывалялся! Этакая безвкусица!

— Каждые две недели? — уточнил Арутюнов. — А что приносил, не видели?

— Разве ж он нам стал бы показывать? — резонно возразили бабуси.

— Ага, да и что показывать, он же без пакетов входил, выскочит из «мухи», в руке — папка, и