Александровича на некоторые моменты внешней и внутренней политики СССР, в частности, по советско- китайским отношениям и так называемому еврейскому вопросу. Результатом письма в ЦК КПСС и стал сигнал в горком партии Арзамаса-16. В семидесятые годы обыск рабочего помещения со вскрытием ящиков письменных столов никого бы не удивил. Таковы были требования режима. Они распространялись на всех. Проведена была проверка рабочего стола Дмитриева.
При проверке рабочей комнаты т. Дмитриева Н. А. был открыт средний ящик стола, где обратили внимание на записи «Воспоминания Н. А. Дмитриева об атомной бомбе», написанные карандашом на 6 листах.
В связи с этим было принято решение проверить содержание всех записей, лежащих в столе.
В результате проверки обнаружили много записей политического характера и проекты (черновики) писем Сахарову А Д., в ЦК КПСС.
Правда, Николай Александрович в то время, — да и позже, — ни с кем не обсуждал своих письменных работ и никому их не показывал. У него была привычка записывать мысли, возникшие «попутно» во время работы, на обороте листков с расчетами или где-то рядом. Затем все аккуратно переносилось на отдельные страницы, очень часто переписывалось, и не по одному разу, и как рабочие материалы укладывалось в ящики стола.
Обнаруженные в ящиках стола записи, несомненно, произвели сильное впечатление на работников горкома. Главным отягчающим обстоятельством было то, что Н. А. не просто рассматривал множество самых разных вопросов, не связанных с его непосредственной работой, а делал вполне определенные и ясные выводы, которые повторялись в различных вариантах его записей. И выводы эти в большинстве случаев казались совершенно несовместимыми с официальной партийной платформой.
Из протокольной записи беседы в секретариате ГК КПСС 8 февраля 1974 года:
Николаю Александровичу задано 28 вопросов. К протоколу беседы подшиты конспекты черновых (то есть рукописных) записей Дмитриева:
О партии.
О либерализме.
О политике.
Еще раз «О политике».
Некоторые соображения о политике.
О философии и политике.
О локальной войне.
О выступлении А. Д. Сахарова.
О программе для либерально мыслящих интеллигентов в СССР (п. 1 в этой программе — вопросы внешней политики).
О свободе, демократии и конвергенции.
Размышления физика о физике с философской точки зрения.
Два письма А. Д. Сахарову.
Из объяснений Николая Александровича в секретариате ГК КПСС (беседа 11 февраля 1974 года):
«— Эти записи были для себя, я никому их не показывал, ни с кем о них не говорил. Надо четко выяснить, в чем же все-таки у меня расхождение с общепринятыми взглядами. Будучи пропагандистом, я выступал по этим вопросам, отстаивая общепринятые взгляды. Если и были неверные суждения, то у меня возникали неясности как у пропагандиста, и я пытался себе их объяснить.
Как пропагандист я не ухожу от острых вопросов…
Если мы отгораживаемся от враждебных радиопередач и не пускаем к себе буржуазные газеты, то это не борьба идеологии, а уклонение, уход от борьбы. Сейчас антисоветская пропаганда на русском языке доходит до каждого желающего. А либеральная пресса, которую они издают для себя, — она до нас не доходит. Обмен информацией путем распространения буржуазных либеральных изданий был бы нужен, да и все к тому идет…
—
— Если мои товарищи по партии чего-то не понимают, я стараюсь доказать им правду, не выходя из партии. Ведь было же много несправедливостей и нарушений, они есть и сейчас…
Записала С. Труфанова».
А вот сведения из протокола № 13 от 13 мая 1974 года (в кратком изложении):
Заседает партбюро парторганизации № 58, на которое приглашен второй секретарь ГК КПСС В. Ф. Егоров. Мотивировка персонального дела Николая Александровича такова: Дмитриев в своих высказываниях, записях и беседе в секретариате ГК КПСС высказал ряд принципиальных положений, расходящихся с политикой партии. Решение об открытии дела принято единогласно.
В. Ф. Егоров рассказал о возникновении дела. «24 октября 1973 года в ходе режимной проверки из рабочего стола Николая Александровича были изъяты рукописные материалы, переданные затем в ГК КПСС. Мы были встревожены. 8 февраля 1974 года в ГК была проведена беседа с Николаем Александровичем, в ходе которой он подтвердил свой особый взгляд на ряд принципиальных положений нашей партии».
Партбюро решает заслушать Н. А. Дмитриева «без ограничений».
Николай Александрович излагает свои взгляды, запись протокольная, понять Дмитриева трудно. Но он утверждает, что все обвинения в его адрес неправильны.
Начинается дискуссия, в ходе которой все чаще высказывается мысль, чтобы Николай Александрович письменно ответил на выдвигаемое обвинение. Задается множество вопросов (членами партбюро и Егоровым особенно) по позициям, высказанным Дмитриевым.
Затем начинается обсуждение. Вот характерное для выступающих мнение: «Думаю, что в значительной степени Дмитриев был неправильно понят, что естественно для людей, с ним мало знакомых, в силу его специфики… Считаю, что особое мнение Дмитриев имел право выражать в письме в ЦК. Таким образом, в поведении Дмитриева нет нарушений устава».
Другие в целом поддерживают эту точку зрения, воспринимая Николая Александровича по-прежнему как «настоящего коммуниста и хорошего человека». Хотели бы получить от Дмитриева письменное изложение его мнения по существу его персонального дела.
15 мая 1974 года состоялось второе заседание партбюро парторганизации № 58. Присутствовали те же. Дмитриев изложил свои взгляды письменно. Дискуссия прошла более остро. Но в целом все опять-таки остались в рамках мнения, высказанного одним из членов партбюро: «Я присоединяюсь к мнению товарищей о том, что взгляды Николая Александровича не противоречат программе и уставу КПСС. Ошибки в некоторых взглядах скорее всего связаны не с желанием встать в позу, а с желанием активно разобраться в актуальных вопросах. Правда, общий тон в ряде высказываний дает повод для неправильной интерпретации.
Я должен подчеркнуть, что такое персональное дело — явление необычное. Необычность в том, что причиной персонального дела является не некоторая деятельность, а некие взгляды. От Николая Александровича требовалось, коль скоро возник вопрос о взглядах, их сразу четко сформулировать. Если вглядеться по существу, у меня нет сомнений, что Николай Александрович должен быть оставлен в партии, но должен быть наказан за нечеткое изложение взглядов».
Дмитриев: «В 1957 году я обещал изменить поведение, а не взгляды, которые были в основном правильные. Обещания я не нарушил… Мне было бы неприятно и больно быть исключенным».
Далее бюро принимает решение (во втором голосовании): за строгий выговор с занесением в учетную карточку — 6 голосов, за выговор — 2 голоса. Собрание парторганизации назначено на 13 июня.
Письменное объяснение Дмитриева от 15 июня 1974 года (приведены выдержки).
«Никаких разногласий с уставом и программой у меня нет. Нашу внешнюю и внутреннюю политику в
