— В любое время моя жизнь, моя кровь, моя надежная рука принадлежит вам!
— Погодите, мой мальчик, — шутливо прервал герцог. — Вы уверены, что все это принадлежит вам? Разве вы не отдали это женщине, которую любите?
Жоэль вздрогнул, ибо эти слова напомнили ему об Авроре. Теперь он был свободен, мог поспешить в Серый дом, узнать, что сталось с его возлюбленной и объяснить ей, почему он так долго отсутствовал. Эта мысль мгновенно вытеснила все другие, роящиеся у него в голове. Он думал лишь о том, как побыстрее уйти из-за стола. Ничто не могло парализовать этот импульс — даже появившийся на столе упитанный цыпленок.
— Монсеньер, — заговорил Жоэль, — вы отнеслись ко мне, как родной отец, но я должен умолять о еще одной милости…
— Вам остается лишь назвать ее, мой юный друг.
— Мне нужно удалиться по делу, не терпящему отлагательств.
— Уйти, прежде чем мы кончим завтрак?
— Я больше не испытываю ни голода, ни жажды.
— Какой же вы безумец, если забыли о церемонии, назначенной на полдень!
— Какой церемонии?
— Той, ради которой я послал моего слугу Эстебана привезти вас из Бастилии, ради которой вас доставили сюда, ради которой украшена королевская капелла, вызван королевский нотариус и разосланы приглашения всему двору — короче говоря, ради которой вас облачили в свадебный наряд, сделавший вас похожим на Галаора или дона Санчо,[54] и которую король и королева соизволили почтить своим присутствием.
— Мой сон продолжается — или у меня жар? — простонал наш герой вне себя от изумления. — Ради Бога, монсеньер, ответьте, какая церемония здесь готовится?
— Для какой же церемонии вас могли облачить в свадебный наряд, — ответил герцог, — если не для вашей собственной свадьбы?
Когда молния ударяет в голову человека, он не разражается криками и стонами, а тотчас же лишается сознания, мыслей и движений. Но под внешней неподвижностью продолжает теплиться жизнь: вышедшие из строя чувства и органы постепенно восстанавливают свои функции, к несчастному возвращается разум, он начинает двигаться, стонать и вновь пытается стать самим собой. То же самое происходило с Жоэлем, который вел себя, словно в него ударила молния, пока наконец восклицание сорвалось с его губ:
— Но я не имею желания вступать в брак!
— Вы еще ребенок и не понимаете, что воля короля никогда не оспаривается.
— Так это король хочет меня женить?
— Таково его желание и, как почтительный подданный, вы…
— Почему король вмешивается в мои личные дела? — вскричал сын Портоса. — Он не знает меня — он даже никогда меня не видел.
— Шевалье, король знает всех дворян.
— Даже если так, почему должен состояться этот брак? — сказал Жоэль, пожимая плечами и демонстрируя тем самым свое отношение к тому, что он был отнесен к числу королевских знакомых.
— Только потому, что правила предписывают всем придворным дамам иметь мужа.
— О, значит, я должен жениться на придворной даме — купить кота в мешке? Мне жаль ее, но пусть все обручальные кольца в мире свяжут в одну цепь и на ней повесят меня — все равно, если эта дама рассчитывает, что я на ней женюсь, ей придется ожидать этого вечно! Я знаю, что король очень могуществен. Пускай же он повелевает своими придворными, — продолжал юноша, шагая взад-вперед по комнате, ставшей для него слишком тесной, — пускай устанавливает законы по всей Европе, пускай превращает всю землю в воздушный шар, послушный его дыханию, — все это касается его и человеческой глупости, слабости и раболепия. Но он не будет распоряжаться моими волей и чувствами, моим свободным выбором — они дарованы Богом мне, а не ему. Я бретонец, и все мои земляки в большей или меньшей степени походят на нашего былого владыку — герцога Конана Упрямого.
— Осторожно, молодой человек! — предупредил герцог, скрывая свою веселость. — Вспомните, что Бастилия — не слишком привлекательное обиталище.
— Другими словами, меня снова заточат туда, если я не подчинюсь королевской воле? Свадьба или тюрьма! Предпочитаю последнюю, ибо хотя мое тело будет страдать, но совесть останется спокойной.
— Его величество способен и на большее.
— Да, я знаю, что он может лишить меня головы. Очевидно, те, кто задумал эту свадьбу, рассчитывали, что мысль о казни заставит меня дрогнуть, но не заблуждайтесь. Я был готов к смерти вчера и не испугаюсь ее ни сегодня, ни в другое время. Король хочет убедиться в моей храбрости? Пускай придет и посмотрит, как я умру!
Произнося эту речь, Жоэль являл собой весьма внушительное зрелище. Но основной эффект производили не его богатое одеяние с кружевами и лентами и даже не атлетическая красота, а благородство, отражавшееся на челе, во взгляде и улыбке.
«Он говорит, как настоящий мужчина, — подумал Арамис. — Мушкетерский мундир подошел бы ему, как если бы он унаследовал его в качестве сына полка! Жаль отправлять такого молодца врагам на убой, но его нельзя оставлять здесь — ведь он способен переломить короля надвое, словно сухую тростинку!»
Последовавшее молчание нарушил бывший прелат.
— Ну-ну, мой храбрый друг, это все прекрасно, но мы находимся не в Сиракузах, и нами не управляет тиран.[55] Король никоим образом не нарушит ваши личные права.
— Простите меня, — сказал Жоэль, вновь обретая спокойствие. — Я погорячился, выйдя из себя и забыв, чем обязан вам и великодушию короля. Но не в моих привычках скрывать свои чувства. А кроме того, разве вы не знаете, что я…
— Это вы не знаете, — прервал его посол, — какое блаженство вам уготовано!
— Я не желаю ничего знать об этом, ибо буду вынужден отказаться от предлагаемого мне блаженства, даже если дама, о которой идет речь, наделена всеми человеческими совершенствами. Вы, как дворянин, поймете меня: я не могу нарушить клятву, ибо обручен с другой. Мужчина не отдает свое сердце дважды. Я не хозяин сам себе — мое сердце и моя жизнь принадлежат женщине, которую, не желая оскорблять упомянутую вами даму, считаю самой очаровательной представительницей своего пола.
— Но если та, о которой говорю я, принесет вам куда большее приданое, чем ваша незапятнанная душа в прелестной оболочке? Если вам, бедному и безвестному юноше с неопределенным будущим, но все же не лишенному естественного честолюбия, она принесет славу и состояние, дружбу монарха, положение при дворе и высокий чин в армии?
— Пусть небо будет мне свидетелем, — ответил Жоэль, сверкнув глазами, — как часто я мечтал о радости маршировать вместе с солдатами Франции, не говоря уже о чести командовать ими, и искать в дыму сражений свой капитанский чин или рыцарские шпоры, но даже если ваша волшебница может снабдить меня средствами осуществления этой мечты, я все равно отказываюсь от нее.
Арамис оперся локтем на скатерть, поддерживая подбородок ладонью.
— Даже, — заговорил он, подчеркивая каждый слог и пронизывая взглядом молодого человека, — если эту волшебницу зовут Аврора дю Трамбле?
Жоэль едва не лишился рассудка от нахлынувшей на него бурной радости. Сердце его бешено заколотилось, пол закачался под ногами, и если бы он не ухватился за стол, то, безусловно, упал бы.
— Значит, невеста…
— В качестве спутницы жизни вам предлагают мадемуазель дю Трамбле. Вы отказываетесь от нее?
— Она… О Боже, помоги мне!
— Любите ли вы ее так сильно, как она того заслуживает?
— Люблю ли я ее? — Жоэль произнес эти слова с жаром, в котором ощущалась самая пылкая страсть, когда-либо озарявшая душу. — О, дорогой монсеньер, — запинаясь, произнес он, — если это не шутка, то я умру от счастья! Но было бы слишком жестоко шутить со мной подобным образом — лучше сразу же
