Знаешь, мама, молния — это вещь, — сказал он: а пуговицы и на фиг не нужны, и он тут же начал играть с замком в скорый поезд, дергал его вверх и вниз так, что аж посвистывало.
Не мучай молнию, — сердилась мама: будет бяка, если сломаешь: молния — не игрушка.
Ладно, — ответил Мартинек: попробую играть с ней в товарный поезд на котором везут яблоки и мандарины, во, погляди, как медленно он ползёт.
Когда мама увидела, что Мартинек стал осторожно передвигать замок, она немного успокоилась:
Товарный поезд — это как раз то, что надо, — сказала она: а про скорый лучше совсем забудь.
Однажды папа и мама снова пошли в театр и, когда они собирались, Мартинек разглядывал их чёрные вечерние костюмы и думал:
Ну когда же я стану, наконец, большой, когда буду ходить на вечерние спектакли? Кажется мне никогда этого не дождаться. И он снова начал сердиться.
Ну‑ка, беги спать. Быстро, — сказал папа, уже держась за ручку двери: да, не забудь умыться и вычистить зубы, прежде, чем ляжешь.
Но Мартинек от этих глупых советов только еще сильнее разозлился. Всё ему было не так, и вода, и мыло, и щетина из зубной щетки лезла во все стороны, и, вместо умывания, он принялся играть замком.
Если я не могу идти вечером в театр, то хоть доиграю в скорый поезд, — думал Мартинек и дёргал замок вверх и вниз, так что аж посвистывало.
Но вдруг, хрясь, и молния накрылась. Замок застрял прямо под горлом и Мартинек, как ни тужился, не мог его сдвинуть, делай тут, что хочешь. Так и пришлось спать в куртке.
Интересно, — сказала утром мама: как мы тебя оттуда вытащим. Этот замок никто не может сдвинуть с места.
И действительно этот замок никто не мог сдвинуть с места и Мартинек так и остался в куртке.
Вначале ему было на это наплевать, но постепенно он рос и рос и, наконец, ему стало не по себе.
Руки‑то стали длинные–предлинные, а рукава‑то — короткие–прекороткие, как он ни пытался их вытянуть.
Что‑то уж больно быстро я расту, — однажды подумал Мартинек: скоро я стану похожим на настоящее чучело.
Нечто и говорить, что с какой стороны ни посмотришь, это было не хорошо. Мартинек стал уже совсем большим, больше папы, носил на голове модную шляпу набекрень, на носу имел очки и отрастил здоровенную бороду, к которой маленькая жёлтая курточка совсем не шла.
Как‑то он сказал паве и маме:
Сегодня вечером я иду в театр.
Ну и слава Богу — ответили пава и мама: почему бы тебе и не сходить с такой‑то бородой?
Купил, значит, Мартинек в кассе билет, протягивает его контролеру, но не тут‑то было.
Как это так, — говорят ему: в театр вечером в желтой курточке. Ну нет. В этой курточке мы вас можем пропустить только на детское представление.
Что же мне делать? — вскричал Мартинек: я ведь не могу из неё выбраться. Вот, посмотрите сами, замок сломался.
Ага, — ответили ему: не надо было озоровать и играть в скорый поезд, молния — это не игрушка.
Нечего делать, пошел Мартинек на детское представление, но и от этого ему было мало радости. Дети то и дело оборачивались
