убивала русских.
Итак, как говорится в известном анекдоте, с весны 1943 года у немцев —
Все, что Власов хотел о себе рассказать миру, он изложил в открытом письме «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?», напечатанном миллионным тиражом в форме гитлеровской листовки.
Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия. Меня ничем не обидела советская власть.
Власов рассказывает о своей военной карьере, своих заслугах, первых месяцах войны. О том, как был назначен командующим 2-й ударной армии, и как эта армия погибала. Как сам в окружении месяц скитался по лесам и болотам. И «там, в болотах», задавался вопросами, за что гибнут русские люди? За Родину? Или все-таки за Сталина? Там, в болоте, Власов решил, что нужно поднимать народ на борьбу с большевиками. Воевать против них вместе с немцами.
С этими мыслями, с этим решением в последнем бою вместе с горстью верных мне друзей я был взят в плен.
Шедевром логики и убедительности это письмо листовка не было [221]. И аргументов как-то мало, и фактов — не особо. Ничего такого, что граждане СССР не знали бы, не перетерпели на своей шкуре, чего не взвесили бы у себя в душе уже давно — на весах Сталин-Гитлер. Риторика была яркая, конечно, генерал-предатель работал над текстом не один, — а вот доверия рассуждения Власова как-то не вызывали. Прежде всего из-за личности самого генерала. Плоть от плоти советской системы, преданный делу партии… А потом сразу раз — и за Гитлера.
И чего он держал тогда в окружении последний бой, если уже все решил? Не верю, как говорил Станиславский. Не верю! Наверное, все-таки сперва — попал в плен, а уж потом надумал переметнуться на сторону немцев?
Тяжел крест предательства. Свои ненавидят, бывшие враги — не уважают. Как-то один эсэсовский начальник в своем кабинете свел двух русских генералов — Власова и Деникина.
— Не знаю такого генерала, — сказал Антон Иванович, когда ему представили Власова.
— Разумеется, — сказал эсэсовец, — вы ведь в разное время боролись с одним и тем же врагом — большевиками.
— Но я им не служил! — отрезал Деникин[222].
Реакция Москвы на власовское заявление была нервной. Появилась контрлистовка, над текстом которой якобы работали лично Сталин с Мехлисом[223]. Власова обвинили в том, что он сдался немцам в плен еще под Киевом, где был ими завербован как «шпион и провокатор». В этой незавидной роли он последовательно провалил — утверждалось в листовке — доверенные ему участки фронта под Киевом, Москвой и Ленинградом. Ну а потом сдался в плен по второму разу. Зло написано было. Но глупо. Бездарно. Ложь, помноженная на злобу, в реакции власти — всегда признак слабости.
Деникин Антон Иванович (1872–1947)
В эмиграции жил очень бедно, зарабатывал на жизнь литературным трудом и публичными лекциями.
После 22 июня сразу заявил, что надо помогать Красной Армии, которая после разгрома гитлеровцев, как он надеялся, сама свергнет коммунистов. Все-таки он был военным — и в политике оставался наивным человеком. Но в вопросах чести русский генерал сомнений не знал. Немцы его разыскали, предложили сотрудничать. Он отказался. Сперва ему обещали хорошее жалованье и комфортную жизнь, потом — угрожали. Бесполезно. Несмотря на всю ненависть к большевикам, белый генерал против своей страны воевать не стал. С 1945-го переехал в Нью-Йорк, там и умер. В 2005-м прах Деникина был по инициативе В. В. Путина с почестями перенесен на Родину и захоронен в Донском монастыре в Москве.
Немцы тут же ответили ударом поддых — выпустили листовки, которые факсимильно воспроизводили статьи в «Правде» и «Красной звезде», в которых Власов был назван среди героев Московской битвы.
Думаю, Сталина разозлили и само открытое письмо Власова, и Власов самолично. Все-таки единственный генерал-лейтенант Красной Армии, который пошел на сотрудничество с немцами. Не застрелился, как генерал Ефремов[224], сдался, перебежал, предал…
Кстати, ни про какую Русскую освободительную армию в заявлении Власова от 3 марта 1943 года — ни слова.
Россия — наша!
Прошлое русского народа — наше!
Будущее русского народа — наше!
Мы как-то привыкли считать, что раз Власов сдался в плен, то и армия его состояла из военнопленных. Это не совсем так. Во-первых, частично это были — бывшие полицаи.
Во-вторых, в прифронтовой полосе среди местных немцы проводили тотальную мобилизацию. Под неоригинальной, но эффективной угрозой в случае уклонения от выполнения священного долга и почетной обязанности — расстрел.
Часть мобилизованных тут же пополнила ряды «русских добровольцев».
Вероятно, у немцев первоначально были планы по активному использованию новоиспеченной «армии» в боях и для шпионажа. Но тут накосячил сам Власов.
Вдохновленный новым поприщем, он стал проявлять самостоятельность: ездить, выступать перед военнопленными и местными жителями. При этом, то ли войдя в роль, то ли, сам «обманываться рад», столько всего наговорил на этих сходах о будущей независимой России, что его быстренько с фронта увезли. Риторика Власова никак в рамки плана «Ост» не укладывалась. По итогам власовского роуд-шоу