Однако спустя год опричные войска не смогли отстоять Москвы, и татары сожгли ее дотла. После этого доверие царя к опричнине пошатнулось.
Начался новый «перебор людишек», по выражению Грозного, то есть пересмотр военных списков. У опальных опричников отнимали поместья и возвращали прежним собственникам. Штаден не был принят ни в один из новых списков, лишился всех своих владений, но, благодаря своей изворотливости, избегнул прямой опалы.
После разных нечистоплотных приключений в России и за границей Генрих Штаден составил описание Московии, а также план ее военной оккупации, представленный императору Рудольфу II Габсбургскому. Суть плана довольно проста: союз с Польшей и Швецией, а Московию подчинить Германии. Как? Тоже просто.
Вот и весь план! Собрать побольше бездомных авантюристов, «побирох» и на кораблях вывезти их в Русское Поморье. Там пересядут на коней… И порядок. Россия завоевана и становится колонией Священной Римской империи германской нации.
Ивана IV надо вывести в Германию и держать под сильным надзором, чтоб не сбежал.
В книге о Московии Штаден пишет прямо-таки обвинительный акт против московского царя.
Какое моральное право имеет Штаден это делать — отдельный вопрос. Он ведь не только очевидец, но и участник, даже организатор ужасов и злодейств, которые описывает. Нет у него ни чести, ни совести: наживши и награбивши в Москве кучу добра, он не питает к народу и государю, его приютившим, иных чувств, кроме презрения и ненависти.
Избегая называть Ивана IV царем и применяя к нему только прежний титул великого князя, Штаден старается возбудить против него общественное мнение в Европе. Это своего рода подстрекательство государей и всего дворянства к борьбе против восточных «нехристей».
Книга Штадена вполне достигла этой цели. Она много содействовала тому, что в дипломатии, публицистике и литературе Запада за Иваном IV утвердилась невыгодная репутация… Даже на фоне массовых казней при Генрихе VIII в Англии, Варфоломеевской ночи во Франции Ивана Грозного стали считать кровожадным чудовищем.
Опричник-«обличитель» бросил мрачную тень на весь русский народ. Ведь кто такие московиты у Штадена? Это дикие и грубые невежды, которым нравится насилие и которых чарует жестокость. Которыми можно управляться только палкой. Это толпа дикарей, грабителей и насильников.
Да посмотрите, кто пишет!
Выясняя, правду или неправду писали о нас иноземцы, полезно посмотреть: а откуда, из каких стран они сами-то происходили. Странно, что русские исследователи не догадались этого сделать — ведь тогда очень многие вопросы отпали бы сами собой.
Действительно — кто первым стал говорить о плохих дорогах в России? А это, оказывается, итальянец Поссевино! Интересно, а дороги еще каких стран не нравились итальянцам? Оказывается, не нравились им дороги в Британии, Германии, Польше и даже в Северной Франции. Кстати, жители юга Франции тоже считали дороги на севере своей страны очень плохими. «К северу от Луары не проехать», — говаривали в Тулузе.
Стоит выяснить этот вопрос, и многое становится ясно — возмущался дорогами житель Средиземноморья, той области, в которой осталось много римских дорог. Поднятых над местностью, вымощенных камнем, удобных дорог, которые не топило во время паводков, не заливало и не размывало дождями, которые стояли без ремонта уже полторы тысячи лет…
Не итальянцы и не народы юга современной Франции строили эти дороги, но они привыкли ими пользоваться. И соответственно оценивали дороги всех стран, где не было подобного чуда.
Поляки и немцы ничего не писали о скверных дорогах России. Но немцы тогда жили в маленьких, вечно враждовавших друг с другом княжествах. Польское же государство было поражено анархией из-за неслыханных вольностей шляхты.
Поляки и немцы с недоверием относились к централизации государства, и особенно к бюрократии. Поляки тем более привыкли, что любой шляхтич намного значительнее любого чиновника. Им было дико смотреть, что «люди государевы в России» важнее родовитых бояр, и дьяк вполне может указывать знатному человеку даже с княжеским титулом.
Но ведь Россия во много раз больше Польши и Германии. Каждому монарху в громадной стране нужен такой штат доверенных людей. И у более поздних царей был свой аппарат, с помощью которого они собирали нужные им сведения, организовывали деликатные дипломатические миссии, тонко управляли, внося в работу государственного аппарата свою волю.
При Екатерине II такой аппарат назывался Тайной канцелярией. В царствования Александра I и Николая I это была Личная его императорского величества канцелярия с ее страшным «Третьим отделением», которое ведало политическим сыском и отслеживало настроения подданных.
Наиболее образованные из нынешних сотрудников ФСБ и СВР гордо считают себя продолжателями лучших традиций «Третьего отделения». Действительно, пресловутые «мундиры голубые» генерала Бенкендорфа, прославившегося, кстати, абсолютной личной честностью и неподкупностью, во многом выполняли функции, сходные с задачами современной политической разведки и контрразведки. Правда, отметим, что «Третье отделение» Собственной Его Императорского Величества канцелярии, олицетворявшее собой т. н. «чудовищную систему царского сыска, произвола и политического террора» при Николае I, насчитывало в своем составе… всего несколько десятков офицеров. И как-то, знаете, справлялись для своего времени. Сегодня в системе российских органов госбезопасности служит что-то около 120 тысяч (!) человек.
Если соотносить с современными реалиями, то московские дьяки из центральных приказов были чем-то вроде современной Администрации Президента.
Но что характерно — персы наоборот, совершенно не удивлялись централизации управления. Их поражало, как вольно ведут себя россияне с боярами и даже с самим царем, сохраняя личное достоинство в их обществе.
Во время бунта 1648 года царь Алексей Михайлович выходил на площадь, беседовал и договаривался о чем-то, а потом «по рукам бил» с «народом» — то есть с людьми из скопившейся перед Кремлем толпы. Для поляков как раз не было ничего нового в такой сцене. А вот персы были буквально потрясены.
И правда — представьте себе персидского шаха, который на площади спорит о чем-то с людьми, договаривается с ними, бьет рука об руку.
И о пьянстве русских байку пустили не немцы — хотя бы потому, что пили столько же, если не больше, и примерно те же напитки. Вот французам и итальянцам было странно видеть действие крепких напитков. То ли дело виноградное вино! Потягивай весь день, мозги в тумане, а со стороны ничего, не