Пробуждение было… ужасным, я с трудом возвращалась. Увидела Мартина… он лежал, пораженный. И разорвала чары, отбросила их.
– И, о Уолтер, Дик… как это было больно… как больно! В то мгновение я будто отказалась от мира, в котором нет беспорядка, нет печали, сомнений, от ритмичного, гармоничного мира света и музыки, ушла в мир, подобный… черной грязной кухне.
– И это ощущение во мне, – голос ее стал высоким, в нем слышались истерические нотки. – Оно во мне, оно шепчет, шепчет… пытается оторвать меня от вас, от Мартина, от всего человеческого; призывает сдаться, отказаться от своей человечности.
– Его печать! – всхлипнула она. – Чужое сознание, запечатанное во мне, оно пытается подчинить во мне человека, подавить мою волю… и если сдамся, оно даст мне свободу, невероятную свободу… но я тогда перестану быть человеком и стану… чудовищем.
И она закрыла лицо дрожащими руками.
– Если бы я смогла уснуть, – причитала она. – Но я боюсь спать. Мне кажется, я никогда больше не смогу спать. Ведь если усну, то не знаю, кем проснусь.
Я поймал взгляд Дрейка; он кивнул. Тогда я порылся в медицинской сумке и достал нужный раствор.
Налил немного в чашку и поднес к ее губам. Как ребенок, не раздумывая, она послушалась и выпила.
– Но я не сдамся. – Взгляд ее был трагичным. – Никогда! Я могу победить! Вы ведь верите мне?
– Победить? – Дрейк опустился рядом с ней, прижал ее к себе. – Вы храбрая девушка! Я знаю, конечно, вы победите. И помните: девять десятых того, что вы нам рассказали, просто результат переутомления и напряженных нервов. Вы победите… мы все победим. Не сомневайтесь.
– Я не сомневаюсь, – ответила она. – Я это знаю… но будет трудно… но я буду… буду…
15. ДОМ НОРАЛЫ
Она закрыла глаза, тело ее расслабилось, средство подействовало быстро. Мы положили ее рядом с Вентнором на груду шелков, укрыли их складкой, потом молча взглянули друг на друга, и я подумал, такое ли у меня мрачное и изможденное лицо, как у него.
– Похоже, нам стоит посовещаться, – сказал он наконец коротко. – Надеюсь, вы не хотите спать.
– Нет, – так же коротко ответил я; такая манера спрашивать не успокаивала нервы. – И даже если бы хотел, вряд ли взвалил бы на вас все проблемы и отправился спать.
– Ради Бога, не разыгрывайте примадонну! – выпалил он. – Я не хотел вас обидеть.
– Простите, Дик. Мы оба немного нервничаем. – Он кивнул, сжал мою руку.
– Было бы не так плохо, если бы все четверо были бы в нормальном состоянии. Но Вентнор отключился, и один Бог знает насколько. А Руфь… у нее все наши неприятности и еще вдобавок свои. Мне кажется… – он помолчал в нерешительности… – мне кажется, что она не преувеличивала в своем рассказе. Может, наоборот, преуменьшила.
– Мне тоже, – мрачно согласился я. – И для меня это самое отвратительное в нашей ситуации – и причина не совсем в Руфи, – добавил я.
– Отвратительно! – повторил он. – Немыслимо, все это немыслимо. И тем не менее оно существует! И Вентнор – как он пришел в себя, что он говорил. Как будто заблудившаяся душа обрела голос.
– Был ли это бред, Гудвин? Или – если можно так выразиться – он вступил в контакт с этими существами, узнал их цель? Правда ли в его словах?
– Спросите себя сами, – ответил я. – Да вы знаете, что это правда. Разве вам и до его слов не приходили в голову такие мысли? Мне приходили. Его слова – лишь интерпретация, синтез фактов. Мне не хватало смелости сделать это самому.
– Мне тоже, – кивнул он. – Но он пошел дальше. А что он имел в виду, говоря о Хранителе конусов и о том, что эти существа подчиняются тому же закону, что и мы? И почему велел нам возвращаться в город? Откуда он мог знать?
– В этом–то как раз ничего необъяснимого нет, – ответил я. – Сверхъестественная способность к восприятию благодаря тому, что отрезаны остальные, естественные каналы. В этом нет ничего необычного. В самой привычной форме мы находим это в чувствительности слепых. И вы, наверно, видели эксперименты с гипнозом, когда достигается тот же результат.
– Действуя вполне объяснимым способом, мозг приобретает возможность реагировать на то, что в нормальном состоянии не замечается; способен проникнуть восприятием в сферы более широкие, чем в нормальном состоянии. Есть такие болезни, при которых человек глохнет, но зато может воспринимать колебания, намного выше и ниже обычного уровня человеческого восприятия.
– Знаю, – сказал он. – Меня не нужно убеждать. Но мы все это воспринимаем теоретически – а когда сталкиваемся сами на практике, начинаем сомневаться.
– Многие ли христиане, по–вашему, не сомневаются, что Спаситель воскрес их мертвых, но если бы увидели это сегодня, стали бы настаивать на медицинском осмотре, помещении в клинку? Я не богохульствую, просто констатирую факты.
Неожиданно он встал и подошел к занавесу, через который исчезла Норала.
– Дик! – воскликнул я, торопливо идя за ним. – Куда вы? Что собираетесь делать?
– Иду за Норалой, – ответил он. – Хочу поговорить с ней и разобраться.
– Дрейк! – в ужасе воскликнул я, – не повторяйте ошибки Вентнора. Так мы ничего не добьемся. Не нужно, прошу вас, не нужно.
– Вы ошибаетесь, – упрямо ответил он. – Я до нее доберусь. Ей придется говорить.
Он протянул руку к занавесу. Но не успел его коснуться, как он раскрылся. Показался черный евнух. Он стоял неподвижно, разглядывая нас; на его черном лице горело пламя ненависти. Я протиснулся между Дрейком и им.
– Где твоя хозяйка, Юрук? – спросил я.
– Богиня ушла, – мрачно ответил он.
– Ушла? – Я не мог ему поверить: Норала мимо нас не проходила. – Куда?
– Кто может спрашивать у богини? Она приходит и уходит, когда ей вздумается.
Я перевел все это Дику.
– Он должен мне показать, – сказал Дик. – Не бойтесь, Гудвин, я не стану распускать язык. Но мне нужно с ней поговорить. Правда, нужно.
Что ж, подумал я, в его действиях много разумного. Совершенно очевидное решение – если, конечно, мы не признаем Норалу чем–то сверхъестественным; а я не мог признать этого. Она распоряжается неведомыми силами, она в контакте с металлическими существами, на ней печать их разума, описанная Руфью, – все это да. Но она по–прежнему женщина, я был в этом уверен. И, конечно, Дрейк не повторит ошибки Вентнора.
– Юрук, – сказал я, – мы думаем, ты лжешь. Мы хотим поговорить с твоей хозяйкой. Отведи нас к ней.
– Я уже сказал вам, что она ушла отсюда, – ответил он. – Если вы мне не верите, мне все равно. Я не могу отвести вас к ней, потому что не знаю, где она. Вы хотите, чтобы я провел вас по ее дому?
– Да.
– Богиня приказала мне подчиняться вам. – Он сардонически поклонился. – Идите за мной.
Поиски наши были коротки. Мы вошли в то, что за неимением лучшего описания я назову центральным залом. Он круглый и весь покрыт грудами толстых небольших ковров; их цвета смягчились от времени.
Стены из того же подобия лунного камня, что и то помещение, в которое мы вошли через внешнюю дверь. Они поднимались вверх, к куполу, хрустальным цилиндрическим конусом. В стенах четыре двери, такие же, как та, через которую мы вошли. Мы по очереди заглянули в каждую дверь.
Все помещения оказались равными по размеру и форме, они расходились радиально от центрального
