войску. Такой страшный мор, что тогдашние лекари ничего не могли сделать. Тут самый главный над войсками полководец приказал всем здоровым бежать и собраться где-то в другом месте. Приказал всех больных оставить, где кто упал. Войско убежало, а все, кто заболел, умерли и тоже после смерти стали зелеными, как трава.
Много лет никто не подходил к этому проклятому месту, и прозвали его Грюнманбургом. Вокруг развалин сделалось непроходимое болото. На болоте по ночам горели огни. Большие огни, ростом с человека, и маленькие, чуть от земли видные. Народ говорил, что это светятся души умерших на болоте не погребенных и не отпетых людей. Однако, — улыбнулась старушка, видя, с каким вниманием слушает ее капитан, — эту легенду теперь мало кто помнит. Сказки все это глупые…
— А вот это уж совсем напрасно, — недовольно покачал головой капитан. — Легенда интересная и, мне кажется, в основе ее лежит подлинный исторический факт.
— Ну, что вы, — усомнилась старуха. — Может, что и было, но чтобы целый народ умер, но не захотел сдаться — в это я не поверю.
— Все могло быть, дорогая фрау Нидермайер. Ведь мы здесь живем на земле, тысячу лет тому назад принадлежавшей полабским славянам, племени бодричей.
— Славянам? — удивилась старуха. — Это, значит, вроде русских. Вот ведь они куда заходили. Пол- Германии захватывали.
— Никуда они не заходили, а просто жили здесь, — пристально рассматривая ногти на руке, медленно заговорил капитан. — Сами же вы рассказали, что народ, с которым воевали тогда немцы, жил в этих местах испокон веков. Эльбу они называли Лабой, и сами прозывались полабскими славянами. Завоевал их Генрих Лев. Правда, не сразу. В открытом бою его разбили, а уж потом он…
— Об этом замечательном немецком рыцаре я, кажется, что-то читала, — довольно закивала головой старая фрау. — Только уж не помню что. Он ведь очень давно жил.
— Да порядочно. Лет восемьсот тому назад, — уточнил капитан.
— Значит, все-таки меньше тысячи, — с сомнением в голосе произнесла старушка. — Не о нем, наверное, эта легенда.
— А на месте развалин раскопки не делали?
— Ну, кто же позволит! Господа фон Бломберги не хотели, чтобы про их имение разные глупости рассказывали, а кто же захочет ссориться с господами фон Бломбергами? Вот почему, наверное, Грюнманбурга и нет на картах. Старое название. Народ так назвал.
— Интересная легенда, — одобрил капитан.
— А вот я еще вам расскажу…
Но на улице хлопнула калитка. Фрау Нидермайер, выглянув в окно, всплеснула руками:
— Макс! И в каком виде! Боже мой! Что с ним такое случилось?
В комнату вошел лейтенант Кольбе. Куда девался его бравый вид! Голова лейтенанта была забинтована так, что рыжие волосы совсем скрылись под повязкой. Правая рука висела на перевязке. Он сильно хромал.
— Макс, дорогой! Что с тобою?! — воскликнула фрау Клара, обнимая своего любимого племянника.
— Осторожнее, осторожнее, тетушка, — взмолился Макс — У меня, наверное, ни одной косточки без щербинки или трещины не осталось. Из самого ада полуживым выскочил.
— Да что с тобою, Макс? С кем подрался? — заинтересовался капитан.
— Какое там подрался!.. Это нам по морде дали. И как дали. Тридцать шесть убитых и семьдесят два тяжело раненных, не считая таких, как я, — ходячих.
— Фю-и-ть, — присвистнул капитан. — Солидно. Как это так!
— Черт бы брал этих русских! — воскликнул Макс — Все это их штучки. Не по правилам, свиньи, действуют. Ну, смылись, так и смылись бы по-честному. А зачем мины расставлять?
— Вот, господин капитан, — не утерпела фрау Нидермайер. — Я вас ночью будила, говорила, а вы не поверили.
— Да и сейчас не верю, — упорствовал капитан. — Откуда здесь взяться русским?
— Дьявол их знает, откуда они здесь появились, — обозлился Кольбе. — Но такую мясорубку, какую они нам устроили вчера, до самой смерти не забудешь. Подумать только, тридцать шесть убитых… и какие это были люди… бульдоги!.. вепри!.. гориллы!.. каждый был в два метра ростом и кулачище — во!.. Отборный народ! Хоть на выставку.
— Да ты садись, Макс, и расскажи толком, что произошло?
— Да, собственно говоря, и рассказывать почти нечего, — немного спокойнее заговорил Кольбе. В нескольких фразах, пересыпанных ругательствами, он изложил вчерашнее происшествие.
— Русских задержали? — спросил капитан.
— Нет. Все удрали. Как сквозь землю провалились.
— А собаки?
— Они еще до начала всей этой истории от яда передохли.
— Из офицеров никто не погиб? — осведомился Бунке.
— Никто. Легче всех отделался Цехауер. Ни одной царапины. Майора Попеля крепко стукнуло. С холма, говорят, сам уехал, а сегодня еле ходит.
— Очень рад, что майор Попель не стал жертвой этой глупейшей истории, — с выражением доброжелательности на лице проговорил Бунке. — Он на меня произвел самое приятное впечатление. Это, по-моему, способный и культурный офицер.
— Способный!.. — раздраженно фыркнул Макс. — Он-то и велел штурмом взять холм. Как будто не знает, что с русскими надо быть осторожным…
— Что ж, он действовал, как и подобает офицеру фюрера, — смело и решительно взял майора Попеля под свою защиту Бунке. — Я бы на его месте действовал так же.
Фрау Нидермайер не терпелось поговорить с племянником наедине. Кроме того, она боялась, чтобы в запальчивости ее Макс не сказал чего-либо резкого про майора гестапо. Кто его знает, как к этому отнесется капитан Бунке!
— Ну, начались служебные разговоры, — всплеснула руками фрау Нидермайер. — Это совсем не интересно. Расскажи лучше, Макс, как устроилась фрейлин Лотта? Как она сейчас выглядит? Поправилась ли после несчастья в Зегере?
— Я с нею почти не разговаривал… — угрюмо ответил Кольбе. — Когда приключилась эта штука с Фрицем, не до разговоров было.
Капитан Бунке поднялся из-за стола, поблагодарил фрау Нидермайер и вышел, оставив хозяйку наедине с племянником. Капитан закурил сигарету, спустился с крылечка и пошел во дворик, залитый жаркими лучами солнца.
По чисто выметенной и посыпанной песком дорожке он прошел в глубь заросшего кустами роз палисадника. От улицы кусты, кроме решетки, отделялись вставшими ровной шеренгой молодыми и стройными, как новобранцы, ясенями. Яркая, еще не запыленная весенняя зелень кустов радовала глаз. В центре небольшой цветочной клумбы, на невысокой подставке, переливался и сиял под лучами солнца большой зеркальный шар. В нем отражался весь окружающий пейзаж, правда, уменьшенный в тысячи раз, но зато ставший во много раз ярче.
Капитан с минуту постоял перед клумбой, докуривая сигарету. «Узок же кругозор немецкого мещанства, — подумал он, усмехаясь, — коль даже такой пустячный эффект доставляет ему удовольствие. Мещанину непонятна могучая красота природы. Он хочет видеть ее миниатюрной, меньше, чем он сам, отраженной на дешевом, покрытом зеркальной эмульсией стеклышке».
От калитки донеслись голоса. Капитан прислушался. Франц разговаривал с кем-то посторонним. Капитан не мог разобрать слов, но по тону голоса понял, что Франц чем-то встревожен. Сунув правую руку в карман, Бунке направился по дорожке в сторону калитки. Но Франц уже сам шел ему навстречу. В руках денщика белели две четвертушки бумаги.
— Что случилось, Франц? — негромко спросил Бунке.
— Повестки. Вас вызывают в гестапо.
— По делу об убийстве Гольда, — сказал капитан, прочитав текст повестки.
