внимательно следил за товарищем. Несколько минут прошло в молчании.
— Сделаем так, — заговорил Алексей, снова садясь рядом с Мухамедовым. — Ты пойдешь в Бустон, а я в мечеть. Ты будешь говорить с народом, а я возьму несколько человек колхозников и посмотрю, кто это с того света агитацию ведет.
— Ты с кем пойдешь?
— У меня в бригаде есть хорошие ребята. Я уже говорил с одним из них. Как ты думаешь?
— Ладно. Так и сделаем.
— А про старика тебе Ардо говорил?
— Говорил. Старика у меня ни вчера, ни сегодня не было.
Стемнело. Вечер выдался пасмурный. После полудня с гор понеслись быстрые облачка, а за ними, как армия за передовыми дозорами, потянулись тяжелые сизые тучи, и к закату на небе не осталось ни одного голубого просвета. Без сумерек, сразу, опустилась ночь. Черно стало на небе, темно, хоть глаз коли, на земле.
Сидя на том же месте, где в прошлую ночь студенты сторожили трассу, Алексей поджидал Алима и Аширмата. Рядом прикорнул Ардо. Неунывающий студент чувствовал себя не в своей тарелке. Несколько раз он с трудом подавлял в себе желание замурлыкать песенку или засвистеть, но вовремя спохватывался. Ни свистеть, ни петь было нельзя. Очень хотелось курить, но курить тоже не разрешалось. Ардо недовольно хмурился. Хоть бы скорей пришли Алим и Аширмат. Интересно, что Аширмат, пожилой и, кажется, нелюдимый, дружит с Алимом.
Мальяну живо представился бригадир кировцев. Аширмату давно уже перевалило за сорок. Высокий и широкоплечий с длинными узловатыми руками, он обладал почти нечеловеческой силой. Как все очень сильные люди, он был молчалив и, по мнению Ардо, добродушен.
Ему вспомнилось, как в день приезда кировцев на канал арба, тяжело нагруженная имуществом бригады, засела в дорожной выбоине. Лошадь, которой помогала вся бригада, выбилась из сил, пытаясь вывезти арбу на торную дорогу. Но все старания оказались напрасными. Арба засела прочно. Аширмат, ушедший вперед, чтобы выбрать место для стана, увидел заминку и поспешил на помощь.
Положив на плечи сложенный в несколько раз стеганый халат, он полез под арбу, упираясь руками в колени, поднял ее на плечи и, тяжело шагнув вправо, поставил на ровную дорогу.
Присутствовавший при этом Мальян только присвистнул от удивления и сразу же сделал вывод: «Да-а! У такого бригадира лодырей не будет! Его рассердить опасно!»
И в самом деле, в бригаде кировцев люди были как на подбор, коллектив дружен, и авторитет бригадира необычайно высок. Но лишь позднее Мальян понял, что дело тут совсем не в физической силе.
Дня три тому назад Алим в присутствии Мальяна рассказывал Алексею об Аширмате.
Оказалось, до революции Аширмат работал издольщиком у сельского богатея. Была у Аширмата смирная, работящая жена и пятилетний карапуз, сынишка Алим. Аширмат любил свою тихую жену, обожал маленького Алима и всей душой был предан своему богатею, искренне считая его отцом и благодетелем.
Осенью восемнадцатого года он, не раздумывая, по приказу хозяина взял английскую десятизарядную винтовку, сел на коня и стал воином ислама — так называли себя басмачи.
Год пробыл Аширмат в басмачах, и этот год научил его многому. Бедняк-издольщик понял, что дерется не в том лагере. А однажды до Аширмата дошла черная весть, что и в его селении побывали воины ислама, только из другой шайки. Пока курбаши пьянствовал в доме приветливо встретившего его хозяина Аширмата, басмачи накинулись на беззащитных женщин. Земляки передавали Аширмату, что у него больше нет ни жены, ни сына. Алима застрелили басмачи, когда шестилетний мальчик кинулся на защиту матери, а жена повесилась, не найдя сил пережить смерть сына и собственный позор.
Что перечувствовал Аширмат, получив эту весть, неизвестно. Курбаши, заметив перемену, происшедшую с одним из его басмачей, приказал отобрать у него оружие и коня, но опоздал.
Осенним днем девятнадцатого года в расположение эскадрона, расквартированного в одном из кишлаков Ферганы, приехал вооруженный до зубов человек в старом халате, но верхом на ахалтекинце чистых кровей. Это был Аширмат. Он потребовал, чтобы его провели к командиру. Комэск, услышав про необычайного посетителя, сам вышел к нему навстречу.
Убедившись, что перед ним красный командир, Аширмат молча снял с плеча английскую десятизарядку и положил ее к ногам комэска. Рядом с винтовкой одно за другим были положены маузер и оправленная в золото сабля курбаши. Затем Аширмат снял с седла переметную суму и молча выкатил из нее к ногам комэска две человеческих головы: курбаши и своего хозяина-богача. По дороге из шайки Аширмат завернул на одну ночь в родной кишлак.
Времена были суровые, Аширмата посадили под замок, и два красноармейца с досланными патронами в винтовках встали на пост, чтобы пристрелить сдавшегося басмача при первой же попытке к бегству.
Вечером комэск сам допросил Аширмата, а затем долго разговаривал по телефону с командиром полка. Утром из полка специально за сдавшимся басмачом приехал чуть не целый взвод. Аширмату вернули клинок и винтовку, правда, пока еще без патронов.
А вскоре басмачи почувствовали, что отрядам Красной Армии стали известны и доступны самые тайные, самые надежные их берлоги. Новый проводник всегда безошибочно приводил красноармейцев туда, куда нужно. И когда красные конники кидались в сабельную атаку, одним из первых мчался, высоко вскинув клинок, человек в поношенном халате, сидевший верхом на чистокровном ахалтекинце.
В Красной Армии Аширмат вступил в партию.
Сейчас бывший проводник красных отрядов и бесстрашный боец мирно жил в родном кишлаке, был женат, но детей не имел. Одним из первых вступил в колхоз. Односельчане не раз хотели избрать Аширмата председателем колхоза, но он всегда отказывался, уверяя колхозников, что для него наиболее подходящими являются обязанности колхозного бригадира. Зато бригадиром он был отличным. Уже несколько лет по урожаю хлопка его бригада занимала первое место в районе. В праздничные дни на груди Аширмата рядом с боевым орденом Красного Знамени, полученным за борьбу с басмачами, сияло несколько трудовых орденов и медалей.
— Идут, — прервал размышления Мальяна шепот Алексея.
В самом деле, с дамбы послышались звуки осторожных шагов, затем шорох осыпающейся по откосу земли, и вот из темноты выплыли фигуры Алима и Аширмата.
— Сюда, — шепотом позвал Алексей.
Пришедшие уселись на землю рядом с Алексеем. Весь дальнейший разговор велся вполголоса.
— Не опоздали? — спросил Алим.
— Нет. Вовремя, как раз. Сейчас еще и десяти нет, — ответил Алексей. — Меня беспокоит, не будет ли дождя или снега?
Аширмат поднял голову, внимательно поглядел на небо, глубоко потянул носом ночной воздух и, хотя на черном небе не было ни одного просвета, а в воздухе ни малейшего дуновения, уверенно ответил:
— Нет. Дождя не будет, — и потом, помолчав, добавил: — снега тоже не будет. Так пройдет.
— Друзья! Я думаю, что нам надо разделиться на две группы, — начал Алексей. — Одна заляжет прямо против дверей мечети, а вторая — среди могил на кладбище, недалеко от тропинки. В мечеть будем пропускать всех. Наша первая задача — установить, не оставят ли бандиты на холме или у входа в мечеть своих часовых. Затем, как только в мечети начнутся стоны и крики, мы снимаем, если будут, часовых, входим в мечеть и забираем всех участников концерта. Ясно?
— Ясно, — ответил Алим.
— Оружие? — спросил Алексей.
— У нас таловые палки. Сырые, крепкие… И ножи.
— Палки, очень хорошо, — одобрил Алексей. Он знал, что крепкая палка в умелых руках бывает опасным оружием. — А вот ножей не надо. У нас с Ардо ружья. Но стрелять будем только в крайнем случае, если бандиты поднимут стрельбу. У меня и Ардо электрофонарики.
Алим указал на сверток, который он, садясь, отложил в сторону.
