— Пусть войдут эти… из сектора «С».
Адъютант выскользнул в переднюю. В этот момент двери, ведущие в коридор, распахнулись и в приемную вошел высокий круглолицый офицер в чине штандартенфюрера СС. Раньше, чем вызванные адъютантом сотрудники поднялись с мест, он подошел к адъютанту и спросил:
— Генерал фон Лютце у себя?
— Так точно, — вытянулся в струнку адъютант. — Но он…
— Очень хорошо, — покровительственно кивнул вошедший. — Прошу в кабинет никого не пускать.
Оторопевший адъютант не успел промолвить ни слова, как неожиданный посетитель скрылся за дверью кабинета.
Генерал сидел, по-прежнему забившись в уголок кресла. Увидев, что вошел не тот, кого он вызвал, барон вглядываясь в посетителя, пробормотал сквозь зубы:
— Что за дьявольщина! Опять этот дурак-адъютант что-то напутал!
Но с каждым шагом подходившего к столу человека бусинки генеральских глаз меняли свое выражение: злость, затем удивление сменились неприкрытым страхом. Генерал вскочил с кресла и, упираясь костлявыми кулачками в край стола, смотрел на посетителя, как на привидение.
Между тем эсэсовец подошел к столу, бесцеремонно повернул абажур настольной лампы так, чтобы свет падал равномерно на обоих собеседников. Не ожидая приглашения, он уселся в покойное мягкое кресло. Устроившись, посетитель искоса взглянул на генерала и, довольный произведенным эффектом, сообщил самому себе:
— Генерал обалдел. Моего друга барона фон Лютце хватил столбняк.
Посетитель говорил на чистейшем «хох дойч» — прусском диалекте немецкого языка. Говорил правильно, даже слишком правильно. Так говорят люди, хорошо знающие язык, но обычно говорящие на другом языке.
— Вы? Вы здесь?.. Каким образом? — испуганно пискнул обретший наконец дар речи генерал.
— Он меня спрашивает, не с луны ли я свалился, — объяснил сам себе посетитель, — и как я очутился в Германии? А почему бы и нет? Разве Германия — не мой дорогой фатерлянд? — удивленно пожал он плечами. — Разве мы не родственники с этим генералом? Дорогой барон, — обратился он к фон Лютце, — чему вы удивляетесь? Ведь я с вами в нерасторжимом родстве и даже ваш возможный наследник.
Фон Лютце бессильно опустился в кресло.
— Как вы попали сюда? Как вас пропустили ко мне?! — простонал генерал. — Если узнают, кто вы такой…
— Те, кому надо об этом знать, знают, — оборвал генерала посетитель. — Кто осмелится задержать меня с таким документом?
Он не спеша достал из нагрудного кармана плотный лист бумаги, согнутый вчетверо, и протянул его генералу.
Фон Лютце дрожащими руками развернул документ, взглянул на бланк и подпись и зажмурил глаза. Под кратким, но дающим очень широкие полномочия документом стояла собственноручная подпись Гиммлера. Эсэсовец поднялся с кресла, спокойно взял документ из дрожащих рук фон Лютце и снова спрятал его в карман В то же время он с шутливой торжественностью отрекомендовался:
— Итак, разрешите представиться, дорогой кузен. Эрнст Брук, штандартенфюрер СС, прикомандирован для особых поручений к особе рейхсминистра господина Гиммлера.
— Но, дорогой Джоу…
— Эрнст Брук, — настойчиво поправил генерала собеседник.
— Ну, хорошо, хорошо. Эрнст, если хочешь. Но что будет, если все-таки не только рейхсминистру Гиммлеру станет известно, кто ты такой?
— У генерала мозги все еще не встали на место, — конфиденциально сообщил Брук массивному письменному прибору, стоявшему на столе.
— Но ведь тебе еще в конце тридцать девятого года…
— Ты хочешь сказать, что мне еще в тридцать девятом году должны были… Ну, как бы это выразиться… Скажем, за обычную, совершенно невинную любознательность отрубить голову. И ты был уверен, что ее тогда же и отрубили. А теперь ты разочарован. Не правда ли? Сочувствую тебе, но не очень. Мне моя голова самому нужна.
— Ты не можешь меня ни в чем упрекнуть, — раздражаясь, перебил Брука генерал. — Доходы с наших общих предприятий все время делились поровну, и тебе перечислялась твоя доля. Я думал, что ею пользуются твои наследники. Все делалось так, как мы договорились до твоего глупого провала и ареста.
— Мой родственник начинает заниматься воспоминаниями, — кивнул Брук письменному прибору. — Да, в самом деле, генерал, где мы виделись в последний раз? Кажется, в Швейцарии? Да, да, мы провели с тобой несколько дней именно в Берне, в тридцать девятом. Как быстро летит время! Не замечаешь, что…
Генерал испуганно замахал руками:
— Тише, ради бога, тише! Ведь никто не знает, что я тогда ездил в Берн!..
— Ты думаешь? — лукаво улыбнулся Брук и, не обращая внимания на перепуганного генерала, продолжал:
— Там мы урегулировали наши деловые отношения. Я и сейчас не в претензии. Все идет правильно, с чисто немецкой аккуратностью. Дело совсем не в этом. Ведь в Берне ты встречался не только со мною. Не вскакивай и не кипятись! Там один из наших общих друзей договорился с тобою еще кое о чем. До прошлого года мы не имели основания обижаться. Ты держал нас в курсе того, что знал сам. Но с того времени, как ты возглавил здешнее учреждение, мы перестали получать донесения. Ты замолчал. В чем дело?
— И я хочу знать, в чем дело? — взвизгнул фон Лютце. — Я ничего не понимаю. Это шантаж!
Человек, назвавшийся Эрнстом Бруком, иронически усмехнулся, неторопливо вынул из записной книжки розовый листок бумаги и старательно несколько раз перегнул его. Получилась узкая, продолговатая полоска бумаги. Этой полоской Брук многозначительно постучал но столу.
Глаза генерала широко раскрылись. Заячий подбородок отвис, лицо залила синеватая бледность. На узенькой полоске бумаги он прочел, сам не веря своим глазам:
ОСВЕДОМИТЕЛЬ № 6976
СЕКРЕТНЫЙ.
— Боже мой! — прохрипел фон Лютце. — Откуда это тебе известно?!
— Вот так-то лучше, — снисходительно проговорил Эрнст Брук и посоветовал сам себе: — Пожалуй, надо полегче. Как бы генерал того… не спятил… Он нам еще пригодится.
Брук небрежно швырнул полоску бумаги через стол генералу. Фон Лютце схватил ее судорожным движением рук и торопливо развернул. Перед ним был обыкновенный рекламный листок, которыми ежедневно засыпают улицы американских городов.
НОВО! ДЕШЕВО! УДОБНО!
КУПИТЕ НОВЫЙ
— ТЕЛЕ —
