Голос холодный и властный. Старшая сестра оказалась высокой женщиной лет сорока, со строгим и жестким лицом, которое, однако, вовсе не производило неприятного впечатления. Каштановые волосы, надменный вид и прямой взгляд, какой бывает у людей, постоянно готовых от чего-то обороняться. Услышав последнюю фразу, Диана вспомнила заставу на шоссе.
— Меня по дороге остановили жандармы, — сказала она. — А что случилось?
Ксавье не счел нужным ответить. Диана, казалось, вмиг стала для него величиной, не стоящей внимания.
Лиза Ферней повела в ее сторону темными глазами, снова посмотрела на психиатра и спросила:
— Надеюсь, вы не собираетесь вести ее сегодня вечером в сектор А?
— Мадемуазель Берг — наш новый… психолог, Лиза. Она здесь ненадолго, но доступ у нее будет ко всему.
Старшая медсестра снова задержала взгляд на Диане, а затем двинулась вверх по лестнице.
— В таком случае, полагаю, нам придется часто встречаться.
Бетонные ступени вели еще к одной двери, на самый верх здания. Она была не застеклена, а сварена из толстой стали, в ней виднелось квадратное окошко наподобие иллюминатора. За ним Диана разглядела еще одну такую же дверь. Шлюзовая камера, как на подводных лодках или в подвалах банков. Из-за наличника двери их снимала камера.
— Добрый вечер, Люка, — сказал Ксавье, глядя в объектив. — Откроешь нам?
Светодиодная лампа из красной стала зеленой, и Ксавье потянул на себя тяжелую бронированную дверь. Оказавшись внутри, они молча ждали, пока дверь снова закроется. В закрытом пространстве Диана сразу различила запах духов старшей медсестры, стоявшей рядом с ней. В нем преобладали металлические и минеральные нотки. Вдруг из-за второй двери раздался долгий вопль, который надолго повис в воздухе.
— Как я вам уже говорил, к пациентам сектора А, — начал Ксавье, словно не замечая крика, — мы применяем аверсивную терапию специального вида, так называемую дрессировку. — Он уже второй раз произносил это слово, и Диана снова напряглась. — Повторяю, эти индивидуумы — полные социопаты. Никаких сожалений, сопереживания, надежды на выздоровление. Помимо дрессировки мы довольствуемся минимальной терапией, к примеру регулярно контролируем уровень серотонина в крови. Низкий показатель связан с импульсивностью и насилием. В остальном же наша главная задача — не давать им возможности наносить вред. Эти монстры ничего не боятся. Они знают, что никогда не выйдут отсюда. На них не действуют ни угрозы, ни приказы. — Зеленый огонек снова замигал, и Ксавье положил руку с наманикюренными пальцами на вторую бронированную дверь. — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД, МАДЕМУАЗЕЛЬ БЕРГ. Но не нынче ночью. Нет, не теперь, Лиза права. Сегодня я пойду один, а она вас проводит.
— Итак, ты ничего не слышал? — Сервас пристально глядел на второго охранника.
— Нет.
— Потому что был включен телевизор?
— Или радио, — ответил тот. — Мы врубаем его, когда не смотрим телевизор.
— На полную мощность?
— Да, очень громко.
— Что же вы смотрели и слушали в эту ночь?
Теперь пришла очередь охранника вздыхать. Его уже допрашивали жандармы, а теперь этот сыщик… Приходилось повторять все в третий раз.
— Футбольный матч «Олимпик» Марсель — «Атлетико» Мадрид.
— А после матча вы поставили DVD, так?
— Так.
Череп охранника посверкивал в неоновом свете. Голову он брил наголо, и Сервас увидел шрам, идущий от уха до уха. Войдя в комнату, он инстинктивно решил обращаться к охранникам на «ты». В жизненное пространство таких людей надо вторгаться сразу, немедленно давать понять, кто делает игру.
— Что за фильм вы смотрели?
— Ужастик из серии В: «Глаза ночи».
— Звук тоже врубали на полную?
— Да, я уже говорил.
Сервас надолго замолчал, охранник почувствовал себя явно не в своей тарелке и начал оправдываться:
— Мой напарник туговат на ухо. Потом, мы ведь здесь одни, так чего стесняться?
Сервас понимающе кивнул. Показания обоих охранников повторялись слово в слово.
— Сколько длился футбольный матч?
Парень посмотрел на него как на инопланетянина и ответил:
— Два тайма по сорок пять минут, перерыв, остановки в игре… Часа два максимум.
— А фильм?
— Часа полтора или два.
— Во сколько начался матч?
— Это был кубок Европы, в двадцать сорок пять.
— Гм-гм… Что приводит нас приблизительно к нулю тридцати. А потом вы сделали обход?
— Нет. — Охранник с виноватым видом опустил голову.
— Почему?
— Мы поставили еще фильм.
Сервас наклонился и удивился, увидев в оконном стекле свое отражение. Оказывается, за окном был уже вечер. Температура, наверное, упала намного ниже нуля.
— Еще один ужастик?
— Нет…
— Тогда что?
— Порно.
Сервас выгнул бровь, и на лице его заиграла улыбка жестокого и порочного кролика. На секунду он стал похож на героя детского мультика.[10]
— Опа! Ну-ну, и до которого часа?
— Кто его знает. Около двух часов…
— Однако! А потом?
— Что потом?
— Вы пошли на обход?
— Нет…
— Не расслышал.
— Нет.
— Почему?
На этот раз охранник поднял голову.
— Слушайте, ну кому придет в голову мысль подниматься сюда в самый разгар зимы? Тут же никогда никого нет. Это пустыня. Тогда зачем, спрашивается, делать обход?
— Но за что-то вам же платят деньги? А эти граффити на стенах?
— Молодежь сюда иногда забредает, да и то лишь в подходящее время года.
Сервас наклонился сильнее. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от физиономии охранника.
— Значит, если бы во время фильма подъехала машина, вы не услышали бы?
— Нет.
— А фуникулер?
Охранник секунду нерешительно помедлил, и это не укрылось от Серваса.
