Мальчик успокоился. Раз ему собираются покупать очки, значит, его возьмут с собой на море. В этот самый миг зазвонил телефон. Не подозревая ничего, инспектор взял трубку… Внезапно его лицо омрачилось, взор потух.
— Да, да, хорошо! — сказал он. — Явлюсь сейчас же…
Инспектор положил трубку, глубоко вздохнул и сказал упавшим голосом:
— Меня вызывают в управление… Лично к генералу…
Молодая женщина застыла с открытым ртом, глаза ее выразили испуг. Инспектор смущенно улыбнулся и погладил ее по щеке.
— Подожди, еще ничего не известно…
— Но они не имеют права! — воскликнула она с раздражением. — Ведь ты не брал отпуск два года!
— Ну, хватит об этом. Точка, — строго проговорил инспектор.
Четверть часа спустя он уже торопливо шагал по улице. Инспектор был высок и худощав. Всегда очень хорошо и опрятно одетый, он и сейчас, несмотря на жаркий, погожий день, был в рубашке с галстуком. Его походка, бодрая и энергичная, сразу обличала человека, который ведет строгий образ жизни. Худощавое лицо — почти совсем без морщин — было спокойно, и только слегка тронутые сединой виски говорили о том, что его жизнь была далеко не безмятежной. Он вежливо кивнул дежурному милиционеру в ответ на его приветствие и начал подниматься по лестнице. Перед кабинетом генерала Табаков невольно оглядел свои слегка запылившиеся ботинки, ощупал узел галстука и, постучавшись, вошел. Секретарша подняла голову и как–то смущенно взглянула на него.
— Товарищ генерал вас ждет, — сказала она.
Инспектор вздохнул и прошел в комнату направо. Генерал сидел за письменным столом, погруженный в чтение каких–то бумаг. Это был крупный, красивый мужчина с румяным лицом, не по возрасту свежим и моложавым. Он поднял голову, улыбнулся, и в его взгляде инспектор также уловил какую–то неловкость.
— Садись, Табаков! — сказал по–свойски генерал. — Я хочу, чтобы ты выслушал меня и сам решил… Знаю, что ты переутомился, знаю, что ты сейчас в отпуске… Но есть очень серьезное дело.
— Да, я слушаю вас, — тихо сказал инспектор.
— Ты слыхал об исчезновении мальчика?
— Об исчезновении мальчика? — поднял брови инспектор. — Нет, ничего не слыхал…
Генерал тотчас заметил выражение разочарования и даже обиды на его лице. Вот, значит, из–за чего прерывают его отпуск — из–за какого–то пропавшего мальчишки. Генерал невольно улыбнулся.
— Постой, не торопись! — сказал он. — На первый взгляд, действительно, нет ничего особенного — дети не в первый раз теряются… Но если вникнуть в существо дела, то это один из самых необыкновенных случаев с тех пор, как я здесь…
В глазах инспектора блеснуло было любопытство, но тут же угасло.
— Что же в нем необыкновенного? — спокойно спросил он.
— Представь себе, Табаков, что твой сынишка выходит из дому куп.ить что–нибудь в магазине… Выходит и исчезает бесследно… Никто нигде не может его обнаружить… Нет ни малейшего следа, который бы он оставил…
Инспектор поднял голову и с изумлением посмотрел на своего начальника. В сущности он был больше удивлен его видом, чем всей этой историей. Никогда еще спокойный и уравновешенный генерал не выглядел таким разгоряченным и взволнованным.
— Понимаешь, Табаков, исчезает ребенок! Не кто–нибудь, а именно ребенок!.. Меня бы гораздо меньше удивило, исчезни скорый поезд на Варну…
— Простите, товарищ генерал, но ведь и в прошлом году пропал один мальчик, и мы до сих пор не нашли его! — сказал инспектор.
— Да, я знаю… Тому было четырнадцать лет… Это уже не ребенок, а подросток, он на все способен… Как знать, может, пробрался на какой–нибудь пароход и уплыл… Ну, а этому шесть… Куда он один пойдет?
— Когда исчез ребенок, товарищ генерал? — деловито спросил инспектор.
— В среду, в двенадцать часов… А сегодня у нас пятница…
— И никаких следов, говорите?
— Абсолютно.
— Это действительно необыкновенно, товарищ генерал, — произнес с некоторой иронией инспектор. — До сих пор такого случая у нас не было… Даже от самого темного преступления всегда остаются какие– нибудь, пусть чуть заметные на первый взгляд следы…
Генерал пристально посмотрел на своего подчиненного.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы этим делом занялся ты… Не может не быть следов… Их просто нужно отыскать… Но пока у нас нет ничего, совсем ничего. Ребенок вышел из дому и как бы испарился… За два дня мы прочесали всю Софию, использовали все, что было в наших возможностях… Нет и нет…
Генерал встал си стула и взволнованно прошелся по комнате.
— Ребенок! — сказал он и тряхнул своей крупной головой. — Понимаю, исчезни ребенок где–нибудь на Западе… Но у нас — в социалистической стране!..
— И у нас все еще встречаются разные прохвосты…
— Да, все еще встречаются! — живо подтвердил генерал. — Если бы их не было, и мы не были бы нужны… Но кому у нас взбредет в голову похищать детей?.. Ну, скажем, велосипед, чемодан, легковую машину — это понятно…
— А почему вы думаете, что ребенок похищен? — спросил инспектор. — Может, с ним просто произошел какой–нибудь несчастный случай?..
— Не было ничего такого…
— Как знать… — заметил инспектор. — Бывают порой очень странные несчастные случаи…
Генерал опять тряхнул своей крупной головой.
— Сомневаюсь! — пробурчал он. — Но нужно проверить и в этом направлении… Нужно проверить все… — Генерал встал. — Даю тебе пять дней, Табаков, — сказал он решительно. — Поработай на совесть… Если ничего не добьешься, не стану тебя больше задерживать… Отправляйся тогда на море, воспользуйся наконец своим отпуском…
Инспектор в ответ успел только вздохнуть. Генерал протянул ему руку, он пожал ее и с >нылым лицом вышел из кабинета
Первым делом Табакову надо было предупредить домашних, что поездка откладывается. С тоской выслушал он отчаянные протесты жены и, уже порядком расстроенный, принялся изучать материалы по делу. Впрочем, изучать–то было почти нечего: все сведения отличались лаконичностью и были крайне обезнадеживающими. Прочитав и запомнив все, вплоть до последней запятой, инспектор погрузился в размышления. Когда он задумывался, лицо его тотчас преображалось — становилось каким–то жестким, отчужденным, и это очень действовало на его подчиненных. В такие минуты они ходили около него на цыпочках, не смея обращаться к нем). Да и бесполезно было спрашивать его о чем–нибудь, казалось, он никого не слышал, так как никому не отвечал. Однажды Наско, воспользовавшись таким состоянием отца, успел весьма ловко поджечь спичками одну из штор. Инспектор очнулся, когда вся комната уже наполнилась едким дымом. Он вскочил как ужаленный и быстро потушил пожар.
Имевшиеся материалы, действительно, не приводили ни к чему, не наводили ни на какие следы Ребенок исчез как дым, словно растворился в воздухе. Если бы его вызвали раньше, думал инспектор, он бы, возможно, и докопался до чего–нибудь, до каких–нибудь едва заметных следов. А может, еще не поздно? Если порыться еще, присмотреться получше — не обнаружится ли тогда то, чего другие не заметили? С этой смутной надеждой в сердце он шел немного погодя по широкому бульвару, обдумывая еще раз свои последующие ходы.
Во–первых, думал он, ему надо еще этим вечером встретиться с участковым уполномоченным и поговорить с ним. Порой даже умные, наблюдательные люди не могут передать на бумаге того, что видели, нередко они пропускают, сами того не сознавая, какую–нибудь мелочь, которая впоследствии окажется важной, даже решающей.
