понять, где находится. Юра присел рядом. У него дрожали руки, коленки, он не мог отдышаться.
— Где гуси? — спросил Юра у брата.
— Гуси? А я не знаю. А где они? — отвечал Цыбулька, надевая штаны. — Холодно. Бабушка ругаться будет. Ты ушёл, и гуси тоже ушли.
Только теперь Юра заметил, что наступил вечер. Задевая верхушки, над дальними лесами висело огромное красное солнце, а по лугам и балкам собирался в жиденькие клубки белёсый туман.
К котловану пригнали стадо на водопой. Санька ходил вокруг Юры и заглядывал ему в глаза.
— Борода, ну? Чего случилось? Волк, что ли?
— Страшнее!
— Скажу. Не скажешь? Вместе ходили, и не скажешь?
— Сказал: потом. Тут, Фома, тебе не шуточки. Узнаешь, так умрёшь на месте.
— Я умру? Ни за что я не умру! Когда я умирал со страха? Вот ты-то лучше скажи: на кладбище один пойдёшь? Ночью!
— Я куда хочешь пойду. Понял? Я один вон на чердаке спал, в колодец до самой воды лазил! А ты туда не полезешь. И на лёд ступал. Понял?
Санька разочарованно махнул рукой и закричал своей корове:
— Зо-орька! Зо-орька! Зо-орюшка!
«Му-у-у», — ответила ему огромная бурая корова с противоположного берега котлована.
Юра без труда отыскал свою корову, бычка и погнал домой. Цыбулька сел верхом на прутик и поскакал, нахлёстывая «лошадь». Юра шёл и думал о том, что ребятам ни о чём рассказывать не надо, они мигом разнесут новость по селу, и об этом может узнать незнакомец, которого Юра видел в лесу.
Гусей своих Юра заприметил возле сельпо. Он их быстренько сосчитал: так и есть — одного гуся недоставало.
Глава четвёртая. Он смело встал и сказал
На чердак можно попасть только из сеней. Юра приставил лестницу к лазу, прихватил с собой две рваные фуфайки и забрался на чердак. Одну фуфайку постелил и лёг головой к дымоходу, а другой укрылся.
Темно. Жуткая глухая тишина висела на чердаке. Сердце громкими толчками отсчитывало время. Юра прислушался. Нет, всё же не так уж и тихо.
В углу раздался тонкий треск, спустя минуту завёл свою песню сверчок. Юра слушал, боясь шелохнуться. Ему почудилось, будто тот незнакомец лезет на чердак. Вот надвигается на него, и страшно Юре, хочется крикнуть, но стыдно кричать. Куда денешься потом от позора? Прошло довольно много времени, но Юра всё не засыпал. Вот опять в углу зашевелилось, заскребло, зашуршало в соломе и покатилось прямо к Юре. Юра укрылся с головой и опять подумал о чужаке. Мужик протянул к нему руки, чтобы схватить его, и вот уж горячо задышал в затылок. Юра попятился, и вдруг под ним провалился чердак, а он, всё ещё ничего не соображая, полетел вниз. Он никак не мог понять, что случилось. Куда потащил его, почти сонного, мужик? Схватился за лестницу, не удержался и с грохотом упал в стоящую под лестницей бочку.
— Кто там шастает? — спросила сонно мать и, выйдя в сени, чиркнула спичкой. — Юрик?
— Нет, — ответил Юра.
— Отец, а ну погляди! — испуганно сказала мать, не узнавая Юриного голоса, доносившегося из пустой бочки, оглядела сени и ушла.
Юра выскочил из бочки, залез на чердак, ясно представив себе, как завтра Николай, Цыбулька и Надя будут дружно хохотать над ним.
А утром только и говорили о том, что кто-то заходил в сени и что поэтому нужно на ночь дверь запирать на засов.
Юра с невинным видом уплетал кашу, изредка поддакивал, будто и он слышал сквозь сон какой-то подозрительный шум, но не придал этому значения, а сам читал в это время книжку, которую нашёл на чердаке. Ни начала, ни конца не имела книжка: «Если в аристократической гостиной особняка де ля Моль всё казалось необычным Жюльену, то и сам этот бледный молодой человек в чёрном костюме…» — читал Юра, его заинтересовал молодой человек, особняк и странная фамилия де ля Моль. «Моль — это же такие бабочки, которые портят всё шерстяное», — думал Юра. Он положил книгу в сумку и выбежал на улицу.
У ворот встретил его улыбающийся Санька.
— У нас пряники пекли, — радостно сообщил он и достал из кармана румяный красивый пряник, похожий на скворца. — Хочешь?
— А у нас конфеты шоколадные, я десять штук съел и пять взял в карман, — сказал Юра, понимая, зачем его прямо у ворот встретил Фома, засунул руку в карман, ища там несуществующие конфеты. — Никак, Цыбулька спёр. А были. Не хочу я пряника. Я не голодный. Мы же не бедные. Мама в воскресенье печёт хлеб, а пряник — тоже хлеб, только с сахаром. А вот на речке, Фома, ты ни разу не был.
— Будто ты был?
— Обещают. Отец возьмёт, раз сказал.
— Обещанного три года ждут. Законно! Какая она, река-то?
— Длинный котлован, только вода течёт.
— А как вытечет?
— Не вытечет. На сто лет хватит, у неё воды уйма.
Они шли, болтая о том и о сём, но о главном, ради чего Санька встретил Юру у ворот, он спросил у самой школы.
— Про вчерашнее забыл?
— Ничего не забыл. У меня есть план. Во какой! Генеральный!
— Какой, говоришь? План? Врёшь?
— Нужда была. Когда я врал, когда? Ну что-то ты не вспомнишь?
— Да об чём же план? — сгорал от любопытства Санька.
— Сейчас не могу. Кровавая тайна. Если скажу, кровь, наверное, прольётся. А план во! Здорово я придумал! У него только усов нет. Пошли в класс.
— У кого нет? — остановился Санька, но Юра не стал рассказывать.
Санька положил пряник в карман и поплёлся вслед за Юрой, не зная, чем бы таким задобрить его, чтобы вызнать тайну. Глядел Юре в затылок и мучительно пытался отгадать, ну что же это могло быть. А Юра со своей тайной был для него полной загадкой. Санька в конце концов решил, что Юра хочет так отличиться, чтобы о нём заговорила вся школа.
Юра сидел у окна. На удобном месте стояла его парта. Вон по улице на газике проехал председатель сельсовета. Юра глядел в окно и мечтал о прочитанном, о том, как хорошо быть заметным, великим человеком. Идёшь по улице, на тебе новые штаны с карманами спереди и сзади, новая рубашка с двумя карманами, идёшь чинно, торжественно, ласково улыбаешься, смотришь на всех и видишь каждого насквозь, а в голове у тебя множество интересных мыслей, ты даришь их людям, а в голове у тебя их всё больше и больше. А ты говоришь красиво, вежливо. Интересно, а этот Жюльен был лётчиком?
— Юра Бородин! — спросил учитель, но Юра, размечтавшись, не расслышал. — Юрий Бородин!
Юра медленно, нехотя встал, но всё ещё находился под впечатлением только что прочитанного:
— Я вас слушаю.
— Ты здесь? Мысленно ты находишься не в классе, Юра. Вернись в мир реальный, земной.
— Да. Разрешите сесть?
— Садись, Юра.
— Благодарю вас, глубокоуважаемый Захар Никифорович. Я весьма вам признателен, досточтимый Захар Никифорович.
— Что? — спросил учитель, положил ручку и удивлённо поглядел на Юру. — Что ты сказал? Где ты
