сверхъестественным силам. Так же и в древних космогониях, упоминаемых авторами, «оживающие образы» создавались не рукой человека, а богами. У южноамериканских индейцев кечуа было предание о том, что боги сначала создали каменные модели людей с соответствующими различиями в облике, а потом оживили их либо по их образцу сотворили разные племена. Авторы не пишут, кому принадлежит мысль о том, что древнееврейская магия связана с гаитянским культом воду. Возможно, они имеют в виду присутствие и в том и в другом случае безвольных, послушных помощников жреца. Только в водуизме это живые люди — «зомби», получившие от колдуна особый настой трав, от которого впадают в летаргический сон, а проснувшись, оказываются в подчинении у жреца, так как психика их остается частично парализованной. «Хозяин» использует их в своих целях: сдает в наем для работы на полях либо даже (о чем журналисты, разумеется, пишут чаще) заставляет убивать своих противников. Узнав состав настоя, медицина нашла и «противоядие»: приняв его, «зомби» освобождается от «чар».
Легенда же о големе создана не в «незапамятные времена», а в XVII в. Творцом этого глиняного робота считается придворный чародей императора Рудольфа II Бен Бецалель, который, по общему мнению, должен был пользоваться каббалистическими приемами. Легенду о големе нельзя назвать древней, тем более что древнееврейская каббалистика — не чародейство, а название устной и пророческой традиции; свое же теперешнее значение этот термин приобрел в позднее средневековье, примерно с XIII в.
Точно так же легендарны рассказы об Альберте фон Больштедте, теологе XIII в., за свои познания прозванном великим и «всеобъемлющим доктором». Сейчас выяснено, что авторитетные в последующих веках алхимические трактаты, приписываемые Альберту, ему не принадлежат. Само же изложение в главе анекдота с автоматом, который разрушил ученик Альберта, еще более знаменитый теолог Фома Аквинский, передано не совсем точно. Фома, согласно существующему рассказу, вошел в кабинет учителя в его отсутствие и испугался металлической женской фигуры, приветствовавшей его словами и поднятием руки. Сочтя ее наваждением дьявола, темпераментный теолог тут же разбил ее, что, должно быть, не представляло особенного труда, ибо, если рассказ достоверен, эта статуя, вероятно, действовала по тому же принципу, что и «восковая персона» Петра I, — вставала и делала приветственный жест, когда вошедший наступал на спрятанную под половицей пружину.
Сообщения о «явлениях богоматери» Катрин Лабур в 1830 г. и Бернадетте Субиру в 1858 г. — только два из множества известных случаев индивидуальных и коллективных видений. Такие «явления» зафиксированы и в XX в.: наиболее знаменитые из них — это «явление» Марии детям в 1917 г. в Фатиме (Португалия) и в Меджугорье (Хорватия) в 1981–1983 гг.
Нетрудно предвидеть недоуменный вопрос: «Неужели современная наука признает возможность такого рода видений?» Да, признает, но дает им не сверхъестественное, а естественное объяснение. Современная психиатрия квалифицирует их как галлюцинации, т. е. мнимые восприятия зрения, слуха, осязания, возникающие без наличия соответствующего реального объекта, но принимаемые человеком за достоверную реальность. Облик Марии в подобных видениях, как правило, соответствует традиционному и известному всем по статуям или иконам ее образу, но здесь нет речи о том, что «оживает» конкретное изображение. Поэтому и странны предлагаемые авторами для объяснения упомянутых явлений ссылки на Гермеса Трисмегиста или других магов, которые могли оживлять статуи.
Таинственные изображения
«После кончины настоятеля собора в Ландаф Вогана на стене собора неожиданно возникло влажное пятно — колония грибков в точности приняла очертания лица покойного» («Ноутс энд куэриз», 8 февраля 1902 г.). Рассказы о подобных явлениях часто встречаются в народных преданиях, идет ли, скажем, речь о пятне, якобы выжженном дьяволом на северной двери Блайтбургской церкви в Суффолке (см. главу «Черные собаки»), или о могиле в Пекине, штат Иллинойс, где похоронен убийца своей сестры; на ней не растет ни одна былинка, между тем как пустое пространство своими очертаниями напоминает портрет убитой («Джентри джорнэл», 30 апреля 1897 г.).
Характерно, что сообщения о появляющихся таинственных изображениях приходят как бы волнами. 12 марта 1872 г. на окнах многих домов в Баден-Бадене, Германия, появились изображения крестов. Власти тут же приказали их смыть, но они не поддались даже кислотам. Через два дня изображения крестов появились в Раштадте; на сей раз к ним добавились еще и изображения черепа. То же произошло и в Буллейе, после чего началась настоящая эпидемия. По всей стране, особенно в сельской местности, то тут, то там стали появляться на окнах изображения крестов, орлов, черепов, разноцветных полос и прочих религиозных и политических символов.
Власти были особенно обеспокоены тем, что «эпидемия изображений» началась в тот момент, когда после недавно окончившейся франко-прусской войны страсти в народе были еще накалены. В одном месте взвод прусских солдат разбил окна в доме, где, как считали жители, на стекле появились несмываемые изображения французских зуавов с осенявшим их знаменем. Как писал «Религиозно-философский журнал» в номере от 29 марта 1873 г., «этих зуавов еще долго можно было видеть на осколках стекла вместе с порванным, но не склоненным знаменем».
С этого момента, отмечает Форт, сообщения об изображениях на оконных стеклах регулярно публиковались в американской печати вплоть до 1890 г. Причем нельзя сказать, что американская публика всего-навсего получала в репродуцированном виде то, что происходило в Европе, так как спорадические «вспышки» отмечались и в самой Америке. Следует отметить, что такого рода изображения отмечались задолго до изобретения фотографии.
Следующая волна началась с появления изображения, «как две капли воды похожего на покойного настоятеля Лиддела», умершего в 1898 г. Оно возникло на стене церкви Христа в Оксфорде в середине 1923 г. Прошло три года, и еженедельник «Т. П. Энд Кассел» в номере от 11 сентября 1926 г. писал: «Не нужно напрягать свое воображение, чтобы распознать голову человека. Она сразу видится на стене, как бы нарисованная уверенной рукой мастера. Это не гравировка, не рисунок и не скульптура, однако его нельзя не заметить».
Позднее, в том же 1926 г., сообщения о таинственных изображениях пришли из Бристоля и Апхилла, Соммерсет. А в старом аббатстве в Бате на одной из колонн поблизости от памятника в честь Соммерсетского полка можно было ясно видеть изображение старого вояки с вещмешком, «нарисованное уже поблекшими красками». Местные теософы, по словам журнала «Бат уикли кроникл», считали портрет воплощением мысленного образа, созданного воображением благочестивых посетителей.
Критики обычно подвергают сомнению такого рода сообщения на том основании, что человеческому глазу, дескать, свойственно видеть воображаемые «портреты» в случайных сочетаниях пятен, линий и т. д. Толчком для этого, по их утверждению, служит «напряженное эмоциональное состояние смотрящего». Такая точка зрения, без сомнения, имеет свой резон. Подобный процесс с успехом используется, в частности, в психоанализе и искусстве. Нас, однако, интересуют явные изображения, не связанные с самовнушением или особенностями эмоционального состояния человека и не нуждающиеся в какой-то особой интерпретации, т. е. изображения вполне узнаваемых объектов или — в некоторых случаях — символов. Например, яйцо, снесенное в Канзасе, с ясно видимым числом «6» на одном конце («Дейли мейл», 14 декабря 1973 г.) или котенок, родившийся в Ницце в 1921 г., — на его белой шерстке ясно читались цифры: «1921» («Дейли экспресс», 14 мая 1921 г.).
