| 250–52,5% | 15,00% | ||
| 4 | Мелкие (от 1 до 10 дворов) | 99–21% | 1,00% |
| ВСЕГО: | 475–100% | 100,00% | |
Число монастырей конца XVII — начала XVIII в., точнее 1697 -1700 гг., определил Я. Е. Водарский, использовав комплекс архивных и опубликованных перечневых материалов. Наиболее ценные среди них реестры «сказок» монастырей, собранных в 1700 г. по России. В них особо выделены приписные монастыри[542]. Согласно подсчетам Водарского, в Европейской России действовало 600 монастырей — вотчиновладельцев, имевших крепостных крестьян: 174 из них приписные, 426 самостоятельные[543]. Кроме того, по мнению автора, «… было примерно столько же монастырей и пустыней, не имевших крепостных» [544]. Сведения относительно безвотчинных обителей — вопрос, требующий специального исследования.
Значительная разница в численности монастырей по Росписи Монастырского приказа 1661 г. (476) и данным Я. Е. Водарского (600) невозможно отнести за счет неточной работы подьячих или составителей. Объяснение заключается, на наш взгляд, в разнице подхода. Исследователь отнес в число действующих все без исключения приписные монастыри и пустыни, хотя ряд обителей утратил свой статус: в этих монашеских братствах не было богослужения по церковному уставу, но, по–видимому, сохранялось хозяйство и старое местоположение с прежним именем. В то же время некоторые маломощные в экономическом отношении приписные монастыри, находясь под хозяйственной опекой крупного монастыря, сохраняли не только свой статус, но и степень среди местных монастырей, благодаря церковной (литургической, панихидной) службе по полному чину. К таким монастырям относились Андреевский училищный, Покровский «на Убогом дому» в Москве, оба приписаны были в 1682– 1683 гг. к Заиконоспасскому[545].
Бурно развивавшийся после переписи 1678 г. процесс приписки монастырей к Патриаршему дворцу[546], архиерейским домам и крупным монастырям Я. Е. Водарский рассматривает специально: имело место «перераспределение крестьян между духовенством», так как «…происходил процесс концентрации владений в руках крупнейших вотчин[547]. Но объяснение процесса только социально–экономическими причинами не достаточно. Анализ перечневых данных по Росписи 1661 г. уже показал высокий уровень концентрации крестьянских дворов у немногих самых крупных монастырей. Другие причины активизации приписки следует искать в церковно–политической сфере и государственной политике по отношению к монастырям. На развитие процесса могли повлиять, кроме политических факторов, преобразовательные идеи патриарха Никона, стремившегося заложить на базе крупных монастырей и архиерейских домов первооснову православно–культурных центров[548]. К результатам приписного процесса следует отнести упразднение пустых, малонаселенных и экономически не способных себя обеспечивать обителей. Путем взаимодействия церковных и правительственных мер на правовой основе было ликвидировано средневековое церковное пустынножительство, воспроизводившее в самом центре государства питательную среду для раскола — старообрядчества. Факты свидетельствуют, что в ряде мелких монастырей гнездилось недовольство церковными порядками[549] .
* * *
Большой монастырь, по словам С. М. Соловьева, «…живет отдельною, самостоятельною жизнию; один по своим средствам может строить замки, укрепления и действительно огораживается твердыми каменными стенами, воздвигает башни, заводит наряд (артиллерию), получает возможность защищаться от неприятеля»[550]. Монастырь и крепость («град», «город») в XVII в. были неразделимы. При обновлении стиля архитектурных форм ради благолепия монастырских зданий и строительстве новой обители прежде всего по традиции возводились крепостные сооружения. Многие крупные монастыри имели вооружения, которыми владели пушкари, стрель- Цы и посадские люди, жившие с семьями под монастырскими стенами. В Кириллове Белозерском монастыре в XVII в. находилась Оружейная палата; в Ипатиевском монастыре в 1666 г. в подмонастыр- ской слободе стрельцов было больше, чем в самом городе Костроме. Печерский Успенский монастырь в Пскове в первой половине XVII в. являлся пограничной крепостью, всеми боевыми службами Которой руководила монашеская община[551].
Сохранилось описание крепостных сооружений Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, возведенных при патриархе Никоне: «Круг монастыря с трех сторон осыпной вал невысок, мелким диким каменем, а в четвертую сторону от Истры реки самородная земля без валу и по тому валу и самороду рублен город деревянной в две стены и скоблен, а по нем восмь башен с шатрами, внутри города кругом перила, город и башни и перила крыты тесом. Да с наружную сторону кругом города копан ров… По Московской дороге с приезду башня четвероугольная, а в ней проезжие ворота в монастырь, а над вороты образ Воскресения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, писан греческим письмом в киоте… Перед вороты через ров мост с перилами… да в тех же воротех четыре пушки медныя в станках на колесах… да восемь пушек железных… да три затинныя пищали болыпия… да в той же башне часы боевые железные польское дело»[552]. Обслуживанием монастыря, управлением вотчинного хозяйства занимались как монахи, так и миряне.
Население монастыря именовалось братией, в состав его входили монахи и бельцы. Последних было столько же, а иногда больше иноков. Численность братии в Новом Иерусалиме в 1663 г. при патриархе Никоне — 1000 человек. По подсчетам архимандрита Леонида (Кавелина), монахов проживало не менее 500 человек (вместе с приписными монастырями)[553]. Как свидетельствует патриарший келейник Иван Шушерин, «…в Воскресенском монастыре… в то время пребываху даже многие иноземцы греки и поляки, черкасы и бело- русцы и новокрещенные немцы и жиды в монашеском чину и белец- ком»[554]. В неблагоприятный период для монастыря с 1667 по 1679 г. численность братии значительно сократилась. По Монастырской описи 1679 г. в нем находилось 64 монаха и 65 бельцов (табл. 2).
Как распределялись службы среди монашеской братии неизвестно, но традиции физического труда,
