Время от времени власти производили внезапные ночные обыски, и если при таковых обнаруживались предметы богослужебного назначения, например: антиминс, сосуды, облачения, то они отбирались и передавались в отделы ГПУ.
От высшего духовенства в предвоенние годы осталось четыре человека: два епископа и два митрополита составляли весь епископат Церкви на 1939 г. — митрополит Московский Сергий (Страго- родский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями, и архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский). 37–й год унес около 100 тысяч приходского и монашествующего духовенства. Очагами православной жизни суждено было стать оказавшимся после 1917 г. за рубежом монастырям: Валаамскому, Почаевской лавре, Пюхтицкому монастырю.
В 1938 г. в СССР не существовало ни одного монастыря, после присоединения Восточной Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии их стало 46.
К 1941 г. Русская Православная Церковь имела 3021 действующих храмов, причем около 3 тысяч из них находились на территориях, вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг. Священнослужителей насчитывалось накануне войны около 6376 (в 1914 г. клир составлял 66 100 священников и дьяконов)[1016].
Долгое время патриотическая позиция, занятая Русской Православной Церковью с первых дней Великой Отечественной войны, оставалась предметом пристального внимания зарубежных исследователей. Одни на них стремились объяснить данное явление цепью случайностей, другие упрекали Русскую Православную Церковь за то, что она не выполнила своего религиозного долга и не встала на сторону тех, кто шел на Россию под лозунгом «С нами Бог». Отечественная история, как правило, хранила молчание по поводу позиции Церкви в войне. Лишь в отдельных работах атеистического характера отмечалось, что духовенство использовало тогда людское горе для усиленного насаждения религиозных чувств.
Казалось бы, что начавшаяся война должна была еще более обострить противоречия между государством и Церковью. Однако этого не произошло. Веками складывавшиеся национальные и патриотические корни русского православия оказались сильнее предубеждения. А патриотическая деятельность Русской Православной Церкви в годы войны явилась не только заметной, но и существенно необходимой, выражала естественные чувства принадлежности граждан к Родине.
Сентябрьская 1943 г. встреча Сталина с митрополитами в Кремле явилась поворотным моментом в государственно–церковных отношениях.
Позади был Курск. Стратегическая инициатива перешла в руки советского командования. Победа была близка, и еще острее встал вопрос о послевоенном переустройстве Европы. Насаждать коммунистическую идеологию в Восточной Европе, где сильны религиозные традиции, было непросто. И здесь в далеко идущих планах вождя важнейшую внешнеполитическую функцию должна была выполнить Русская Православная Церковь, имевшая паству и духовные связи во многих странах. Но для этого нужно было возродить и укрепить организационно почти физически уничтоженную к началу войны Церковь.
Возрождать ее, естественно, Сталин собирался под строгим государственным контролем, для чего спешно был создан Совет по делам Русской православной церкви во главе с полковником госбезопасности Г. Г. Карповым. Все решения Совета утверждались Правительством, по всем вопросам Карпов обращался к Молотову, очень часто лично. Ни одно решение не принималось без согласования со Сталиным.
Возрождение коснулось и монастырей. Как уже отмечалось, на 1940 г. на территории РСФСР не осталось ни одного действующего монастыря, в присоединенных областях Молдавии, Украины, Белоруссии их насчитывалось 46. За годы оккупации возобновили свою деятельность еще 29 монастырей.
Одним из пунктов секретного постановления СНК СССР за № 2137–546 «О православных монастырях» от 26 августа 1945 г. Совету по делам Русской православной церкви вменялось в кратчайшие сроки произвести обследование правового и хозяйственного положения монастырей, действующих на территории СССР.
После проведенного обследования картина на октябрь 1945 г. была такая: из 75 действующих монастырей — 42 женских с 3125 (монахинь и послушниц) и 33 мужских с 855 обитателями (монахами и послушниками). По возрастному составу две трети монашествующих было старше 60 лет. Территориально монастыри распределялись следующим образом: в РСФСР — 2 (в Курской и Псковской обл.), на Украине — 42, в Молдавии — 24, в БССР — 3, в Литве — 2, в Латвии — 1 и в Эстонии — 1.
Из справки Совета Правительству:
«Большинство монастырей — общежительные, часть из них действовала по старинным писанным монастырским уставам, а часть писанного устава не имеет и руководствуется правилами по традиции (так живут все молдавские монастыри, кроме Кишканского).
Пострижение в большинстве монастырей происходит по достижению зрелого возраста — не моложе 30 лет. (Но в Молдавии из 1159 монашествующих 57 не достигли 18–летнего возраста и 81 — двадцатипятилетнего)».
По некоторым монастырским уставам, отмечала также справка Совета по делам Русской православной церкви, монастыри пользуются правами юридического лица (Федосеевский монастырь в г. Балте Одесской области, Свято–Никольский в Волынской, Пюх- тицкий Успенский в Эстонии). Осуществляя свои права, они сдают в аренду земельные участки, нанимают рабочую силу (Псково–Печер- ский мужской монастырь имеет от 5 до 20 рабочих, Федосеевский мужской монастырь сдает жилые корпуса).
Необщежительных монастырей, т. е. своекоштных, как далее отмечалось в справке, на территории СССР немного (5 женских в Молдавии, Св. Троицкий женский в Курске, Николаевский женский в селе Лебедин Шполянского р–на Киевской области).
Особенно поразили проверяющих Совета по делам Русской православной церкви своекоштные монастыри в Молдавии — своеобразные общины верующих с собственными домами, с усадьбами в 400–500 кв. м, огородами, а кое–где и полевые земли от 0,5 до 2 га. «Имеют коров, коз, пчел, птицу. Домики — своеобразный поселок, который живет своей жизнью и управляется неписаным порядком, установленным по традиции с основания монастыря».
Монахини облагаются подоходным и военным налогами и платят страховку за принадлежащие им дома.
Кроме одноличных хозяйств отдельных монахинь, своекоштные монастыри имеют и свое монастырское хозяйство (пахотную землю, сады, виноградники, рабочий и продуктивный скот, шер- стемойки). В монастырском хозяйстве работают 15–25 послушниц под руководством настоятельницы, казначеи, матери–экономки и ризничей, составляющих собор монастыря. Своекоштные монахини и послушницы в необходимых случаях привлекаются на работу безвозмездно.
В Рычульском женском монастыре — 262 монашествующих, в том числе — 239 своекоштные с 78 домами, монастырь имеет 18 га пахотной земли, 1 га сада, 1 га виноградников, 10 га сенокосных угодий, 12 улей, 4 пары волов, 3 коровы, 12 овец, шерсточеску с конным приводом. 8 га — под индивидуальные огороды монахинь[1017]. Справка объективно отмечала, что имущественное положение на территории Молдавии, УССР, БССР, Прибалтики (т. е. те монастыри, которые не прекращали своей деятельности), неизмеримо лучше остальных, находящихся на территории СССР и возобновивших свою деятельность в период немецкой оккупации. О последних там было сказано следующее:
Сельским хозяйством не занимаются, земельные наделы, если и есть, то незначительные. Живут от приношений верующих и от промысловых занятий монашествующих как в самом монастыре, так и вне его.
Например, курский Свято–Троицкий женский монастырь имеет 155 монашествующих, начал функционировать в марте 1942 г., заняв бывшие монастырские владения, в которых до войны размещались различные учреждения, а в храме — областной архив. После освобождения Курска на территории монастыря по–прежнему размещался Отдел кадров и Орготдел ВКП(б), а большая часть храма, в котором шло богослужение, вновь занял областной архив. В жилых корпусах проживало 217 рабочих и служащих. Монастырь не имел ни сада, ни огорода, ни животных. Монахини жили на доходы от храма — 94 ООО руб. в 1944 г.
А в 1945 году монастырь продолжал платить земельную ренту и налоги со строений. (Хотя постановление СНК от 2 августа 1945 г. отменило его.)
