Тяжелораненого великого магистра госпитальеров Жана де Вилье братья все же сумели вывезти из Акры. Вот что писал он с Кипра Гийому де Вилларе, приору Сен-Жиль:
«Они рано утром прорвались в город со всех сторон большими силами. Мы с конвентом защищали ворота Святого Антония, где было несчетное число сарацин. Тем не менее мы трижды отбивали их до места, которое обычно называют „Проклятым“. Как в этом, так и в прочих сражениях, братья нашего ордена бились, защищая город, и его жителей, и страну, но мало-помалу мы потеряли всех братьев нашего ордена, которые удостоены всяческих похвал, которые стояли за Святую Церковь и встретили свой последний час. Среди них пал и наш дорогой друг, брат маршал Метью де Клермон. Он был благородным рыцарем, отважным и опытным воином. Да примет Господь его душу!
В тот же самый день я получил удар копьем между плеч, который чуть не стал смертельным, что делает для меня весьма трудным писание сего письма. Между тем огромная толпа сарацин ворвалась в город со всех сторон, по суше и по морю, продвигаясь вдоль стен, которые были повсюду пробиты и разрушены, пока не добрались до наших укрытий. Наши сержаны, слуги, наемники и крестоносцы и все остальные оказались в безнадежном положении и бежали к кораблям, бросая оружие и доспехи. Мы и наши братья, огромное число которых было смертельно или тяжело ранено, защищали их столько, сколько могли, – Бог свидетель! И так как некоторые из нас притворялись полумертвыми и лежали в обмороке перед врагами, мои сержанты и наши слуги вынесли оттуда меня, смертельно раненного, и других братьев, подвергая себя огромной опасности. Вот так я и некоторые из братьев спаслись по воле Бога, большинство из них ранено и побито без всякой надежды на исцеление, и мы прибыли на остров Кипр. В день, когда написано это письмо, мы все еще находимся здесь, с большой печалью в сердце, плененные ошеломительным горем…»
Два дня и две ночи в городе царила полная неразбериха. Прорвавшиеся в город отряды неверных занялись грабежами.
«…Смерть распространилась над всей Птолемаидой; битва перенеслась в самый город; не было ни одной улицы, по которой не лились бы потоки крови; отстаивали в битве каждое укрепление, каждый дворец, доступ на всякую площадь; во всех этих столкновениях было столько убитых, что, как выражается писатель-очевидец, „по трупам ходили как по мосту“, – пишет Жозе Мишо. – И в это же время страшная гроза разразилась над городом. Как бы ночная темнота распространилась вокруг; едва можно было различать флаги, развевающиеся еще на башнях; пожар охватил многие кварталы города, и никто уже не заботился тушить его; множество людей бежали, сами не зная куда; растерявшиеся семейства укрывались в церквах, где они или задыхались в пламени, или были умерщвлены у подножия алтарей; инокини, робкие девушки, терзали себе грудь и лицо, чтобы избежать грубого обхождения победителей; все вожди христианские погибли от меча или обратились в бегство; оставался в живых только патриарх иерусалимский, который в продолжение всей осады разделял опасности с осаждаемыми и теперь продолжал возносить мольбы за свое рассеявшееся стадо. Когда его насильно уводили к гавани, чтобы скрыть от преследования мусульман, этот великодушный старец жаловался, что его разлучают с народом, с которым он хотел умереть; его принудили наконец взойти на корабль, но так как он принял с собою на корабль всех, кто искал на нем спасения, то корабль затонул, и верный пастырь погиб жертвою своего милосердия…»
А последние защитники города накрепко засели в крепости тамплиеров. Неделю мамелюки пытались взять башню штурмом.
«…На следующее утро победоносный султан предложил тамплиерам сдаться на очень почетных условиях, и они согласились уйти из обители, при условии, что в их распоряжение предоставят судно и что им будет позволено спокойно уплыть вместе с христианами-беженцами, находящимися под их защитой, и забрать с собой столько имущества, сколько каждый из них сможет унести на себе. Мусульманский завоеватель поклялся исполнить эти условия и послал тамплиерам знамя, которое было водружено на одной из башен обители Храма. После этого тамплиеры пропустили в обитель три сотни мусульманских солдат, в чьи обязанности входило следить за исполнением условий капитуляции. Среди христиан, укрывшихся там, было несколько женщин из Акры, которые отказались покинуть своих отцов, братьев и мужей, смелых защитников города, и мусульмане, привлеченные их красотой, отбросили все запреты и нарушили условия капитуляции. Разъяренные тамплиеры закрыли и забаррикадировали ворота обители; они накинулись на вероломных неверных и убили их всех, „от мала до велика“. Немедленно после этой бойни мусульманские трубы протрубили призыв к штурму, но тамплиеры успешно защищались до следующего дня. Магистр Гаудини отправил маршала ордена и нескольких братьев с флагом перемирия к султану, чтобы объяснить причину убийства его стражи. Но разъяренный монарх, как только они оказались в его руках, повелел всех обезглавить и продолжал осаду с новой силой. Ночью Гаудини с небольшим отрядом рыцарей собрал сокровища ордена и церковную утварь и покинул обитель через потайной ход, который вел к порту. Они погрузились на маленький корабль и невредимыми добрались до острова Кипр. Оставшиеся тамплиеры отступили в большую башню обители под названием „Башня магистра“, которую защищали с отчаянной решимостью. Храбрейшие из мамлюков раз за разом возобновляли атаки, и маленькая крепость была окружена грудами трупов. Наконец султан, отчаявшись взять башню штурмом, приказал разрушить ее. Рабочие, ведя подкоп, подпирали свод с помощью деревянных брусов; когда их труды были закончены, эти деревянные опоры подожгли; громадная башня упала со страшным грохотом и погребла смелых тамплиеров под своими развалинами. Султан поджег город в четырех местах, и последняя христианская твердыня в Палестине быстро превратилась в дымящиеся обезлюдевшие руины».
Сарацины принялись вершить расправу. Пленников оказалось столько, что, по свидетельству исследователей, цена девочки на дамасском рынке вскоре упала до одной драхмы, а «многие женщины и дети навсегда исчезли в гаремах мамлюкских эмиров»… Таково было возмездие за убийство египетского гарнизона Акры, некогда совершенного английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Сразу же после того, как стало известно о падении Акры, сдался Тир – без боя. Капитулировали Сидон и Бейрут. Атлит, или Замок Пилигримов, был оставлен гарнизоном в начале августа и перешел в руки мусульман, будучи так ни разу и не взятым ими. Сдалась и Тортоза.
Так закончилась история крестоносцев на Святой земле; история могущества и поражений, гордости и слез, подвигов и позора.
Иерусалимское королевство перестало существовать. Рыцарям пришлось покинуть эти места – навсегда. Султан-победитель повелел уничтожить все крепости на побережье, чтобы христиане никогда более не смогли им завладеть.
«Весть об этом плачевном конце владычества франков в Азии повергла в глубокую скорбь весь Запад; никто не подумал вооружиться для оказания помощи Святой земле, но все оплакивали ее погибель. Верующие, в отчаянии своем, обратили свои жалобы на папу; они вознегодовали и на могущественных монархов христианских, обвиняя их в том, что они „покинули Птолемаиду, как овцу среди волков“. Народ, подавленный унынием, говорил о чудесных знамениях, которыми Бог христианский предвозвещал определение Своего гнева. Многие были убеждены, что ангелы и святые отступились от священных обителей иерусалимских, что они покинули святилища Вифлеема, Назарета и Галилеи; всякий день высаживались на берегах Италии несчастные жители Палестины, которые ходили теперь по городам и селам, прося милостыню, и рассказывали со слезами о последних бедствиях, постигших христиан на Востоке.
Тем и кончились Крестовые походы за море; один арабский историк, описав это разрушение христианских городов, делает следующее замечательное предсказание: „И положение такое, волею Божиею, пребудет до дня последнего Суда“. Прошло уже с тех пор пять столетий, и мусульманское предсказание продолжает осуществляться. Можно сказать, что со времени окончательного уничтожения владычества христиан в Сирии последовало разделение мира на две половины: Восток, как бы осужденный на коснение в варварстве, и Запад, одиноко подвигающийся на пути к просвещению. Средиземное море со своими берегами и островами, бывшее матерью просвещения Древнего мира, осталось на стороне неверных…»
Так пишет Жозе Мишо.
А его коллега по перу, немецкий священник Людольф Садхеймский рассказал, как около 1340 года, совершая паломничество в Святую землю, он встретил на берегу Мертвого моря двух стариков. Он
