– Нет, не помогает. У нас так давно сложилось. Мы то ссоримся, то молчим.
Разбирать список разногласий между Светой и мамой бессмысленно. Каждая из женщин борется не за свои принципы и, конечно же, не за благополучие Анечки. Все это псевдопроблемы.
Реальная проблемы сидящей передо мной Светы – это ее борьба за независимость от мамы. Да, в психическом облике Светы немало черт созависимости. Выздоровление от созависимости и переход к более здоровым взаимоотношениям, т.е. к естественной взаимозависимости, проходит через фазу достижения независимости. Постоянно в состоянии независимости жить нельзя, тогда просто не будет никаких отношений с людьми. Но как временное состояние, как точка опоры, нам необходима независимость, чтобы оттолкнуться от нее и строить уже более здоровые отношения.
Света длительное время ведет борьбу с мамой за независимость, за право быть уникальной, неповторимой, за право быть самой собой, за право состояться в качестве матери, за право почувствовать себя ценной, значимой. Борьба тянется долго и изнуряет обе борющиеся стороны.
Я спросила Свету:
– Почему вы не поговорите с мамой о важных для себя вопросах?
– Не знаю, кажется, я боюсь ее.
– Можете ли вы объяснить маме свои намерения, мотивы?
– А как?
– Ну, может быть, так: 'Я поступаю так со своим ребенком, потому что убеждена, что именно в этом и нуждается моя дочь'.
– Моя мама ничего слушать не будет. Это только ухудшит дело. Я уже тысячу раз объясняла ей, и все бесполезно.
– А можете вы проявить твердость и резко заявить, что в ее советах не нуждаетесь, напомнить, что вам уже 28 лет?
– Сказать, что я не нуждаюсь в ее советах? Да вы что! Это убьет мою маму.
– Тогда ваше счастье, что она живет в Ростове.
– Да, я люблю свою маму, но постоянного ее присутствия я бы не выдержала.
– И все же, я не понимаю, почему вы ей не говорите о своей любви и не просите меньше вмешиваться в вашу жизнь?
– О, вы не знаете мою маму! Звучит знакомо, не правда ли?
Когда эмоциональная напряженность в семье достигает высокого уровня, большинство из нас возлагают всю ответственность за плохие взаимоотношения на другого члена семьи. Эти другие – мама, папа, сестра, брат, муж, зять, невестка – нас не слышат, нам не помогают, они несносны и т.д. Это другой человек мешает нам говорить, быть понятым, это другие не хотят изменить взаимоотношения к лучшему, а мы...
А, собственно, что мы для этого делаем? Только боимся, возмущаемся, плачем, наконец. Мы пребываем в состоянии сильно накаленных чувств и культивируем эти чувства. Чувства – это важная часть нашей жизни. Но пока мы находимся в таком раскаленном состоянии, нами легче манипулировать. Пока мы находимся в сильно выраженном эмоциональном состоянии, мы – игрушка в руках других. Мы можем хотя бы не культивировать свои запредельные эмоции. Включи разум.
Обычно на консультации я применяю такую тактику. Вначале позволяю клиентке выплеснуть эмоции, затем подтверждаю их уместность, адекватность ее ситуации ('Да, да, это действительно тяжело, я не знаю, можно ли чувствовать себя иначе в вашем положении'). Выражаю сочувствие ('Вы и вправду находитесь сейчас в трудных жизненных обстоятельствах. Где вы берете силы, чтобы все это переносить?').
Тем временем клиентка успокаивается, слезы (слезы часто бывают в кабинете психотерапевта, и это хорошо!) просыхают. Что произошло? А произошло очень важное что-то. Я это называю эмоциональным вытрезвлением. Теперь на трезвую голову (здесь имеется в виду трезвость в значении уметь судить о чем- то спокойно и рассудительно) клиентка и включает разум.
Четыре встречи с психотерапевтом имели для Светы следующий результат. Она пришла к выводу, что пытаться изменить маму, доказать, что мама не права, – абсолютно тупиковый путь. Желаемого результата не будет. Более того, это путь самопоражения, а не достижения успеха.
Мы переформулировали цель. Теперь Света уяснила, что ее цель – не изменить маму, а установить с мамой более здоровые взаимоотношения. Света усвоила, что если она и дальше будет совершать маятникообразные движения между надутым молчанием и горячими перебранками с мамой, то их взаимоотношения будут оставаться неизменными. В конце концов обе эти женщины застряли в нездоровых взаимоотношениях. Важно не упускать из виду, что это не плохие женщины, а они используют плохие, непродуктивные правила, характерные для дисфункциональной семьи.
Узнала Света и то, что ее взаимоотношения с мамой влияют на отношения с мужем, с дочерью. Если Света не обретет желанную для нее независимость, то взаимоотношения с Анечкой, когда дочка подрастет, будут либо такими же напряженными, как у Светы со своей мамой, либо эмоционально отстраненными, мать и дочь могут держать эмоциональную дистанцию, прикрываясь завесой вежливости. В следующий приезд мамы Света была готова начать новые взаимоотношения. Интеллектуально она была готова, но эмоционально это было так трудно, что Света не могла от волнения подобрать слов, когда рассказывала мне очередную сцену.
К третьему дню пребывания мамы в гостях атмосфера накалилась до известного уровня. Мама критиковала дочь, что та неправильно распоряжается деньгами. Зятя критиковала за то, что не починил забор на даче. С неудовольствием отметила, что Анечка одета в синтетику, а это плохо для здоровья, и подарила платье из ситчика, которое сшила для внучки своими руками. Свете платье не понравилось, и она забыла поблагодарить маму. Мама обиженно заметила, что ее помощь здесь не ценят. Света и мама уже готовы были разойтись надутыми по своим углам, но на этот раз Света отодвинула обиды в сторону (обида – неконструктивная эмоция) и применила новую тактику.
Света спокойно выслушала все замечания мамы. В основном мама говорила о том, как не следует поступать с Анечкой, во что следует ее одевать. Советы правильные, тут и спорить нечего. Но в голосе мамы слышался с трудом подавляемый гнев. Голос Светы был спокойным и уверенным (но как трудно это ей далось, никто не знает). – Мам, я высоко ценю твою заботу об Анечке. Я знаю, как важно для тебя, чтобы твоя внучка была хорошо ухожена. Но есть нечто очень важное для меня. И я хочу тебе сказать об этом...
Здесь Света сделала паузу, она почувствовала леденящий холод в груди, страх. Но продолжила.
– Видишь ли, мам, Аня – моя дочь. Я прилагаю много усилий, чтобы быть хорошей матерью и чтобы мои отношения с дочерью были хорошими. Мне очень важно осознавать – то, что я делаю для своего ребенка, хорошо для него. Мне это очень важно. Я знаю, что иногда я делаю ошибки. Я допускаю, что ты тысячу раз права в том, что ситцевое платье лучше синтетического костюмчика. Но сейчас мне необходимо утвердиться в том, что я могу заботиться о своем ребенке так, как я понимаю заботу. Это важно и для меня, и для Анечки. Я должна обрести уверенность, что я – хорошая и разумная мать. Помоги мне в этом.
Когда Спета договорила примерно все эти слова до конца, она впервые заметила, что в ее голосе были уверенность и зрелая сила. Она впервые почувствовала себя равной с матерью, а не пристыженной маленькой, навеки перепуганной девочкой.
Света смогла продолжать:
– Я испытываю каждый раз горькое чувство, когда ты, мама, говоришь, как мне обращаться с ребенком, или берешь все дела в свои руки. Мне тогда кажется, что я ничего не умею, ничего не могу правильно рассудить. Это мешает мне чувствовать себя взрослой, компетентной. Иногда в раздражении мне хочется спросить тебя, уж не считаешь ли ты меня слабоумной.
После этого был момент гробовой тишины. Мать выглядела подавленной и вот-вот грозила разразиться возмущением. У нее на лице как будто было написано: 'Как это так? Яйца курицу не учат!' Света же чувствовала себя так, как будто вонзила матери нож в сердце. Света испытывала боль, вину, тревогу... Затем послышался мамин голос, знакомые нотки гнева и раздражения:
– Я не могу спокойно наблюдать, как мучается ребенок...
И далее привычные, много раз звучавшие в этом доме фразы. Света внешне спокойно дослушала тираду до конца. Затем продолжала:
