Группа наша являла собой некую версию Ноева ковчега: четверо японцев, двое англичан, семеро австралийцев, немцы, шведы, датчане, пара французов, двое русских — это мы с Леней, подданный королевства Лихтенштейн и два не идентифицированных патрульной службой молодых человека с какими- то ксероксами вместо паспортов. Слово «fuck» буквально не сходило с их уст.
К вечеру мы причалили к пристани обитаемого острова, и, что удивительно, большинство мореплавателей выразили желание сойти на берег. Понятно — сумерки, все утонуло в тумане. Дождик моросит. А в гавани горячий душ и танцы…
Автобус быстро заполнился дезертирами, чихнул и пополз вверх, на гору по извилистой и крутой дороге. Где-то вверху светил огонек, теплилась жизнь — уют, отель, сухой чистый номер, кондиционер или, по крайней мере, вентилятор, противомоскитная сетка, свежая постель — все, что мило нашему бренному существу.
У нас же на почерневшей глади океана жизнь как-то съежилась и постепенно затухала, как затухал этот день, превращаясь в кромешную ночь.
Леня спустился посмотреть, куда можно бросить рюкзаки. Вернулся растерянный:
— Ты знаешь, вся наша каюта — одна большая кровать. Она такая большая, — сказал он, — что места хватит и тараканам — даже о-очень крупным! Одеяла истрепанные, волглая простыня, плоские подушки в наволочках, не стиранные с тех пор, как эта посудина сошла со стапелей…
Тем временем «Duong Jonq 36» на всех парусах уносился в темноту.
Кроме нас ночевать на борту остались только австралийцы.
— А! Вы русские? — вскричали они. — Знаем, слышали, есть такая страна. Russian vodka!!!
Так они шутили туповато. Из чего мы с Леней сделали вывод, что умные ушли, а глупые остались, и это нас совсем не ободрило.
Повсюду звенели стаканы, скоро все стали разговаривать на повышенных тонах. Морды красные. Мы решили пойти к себе в каюту.
Спускаемся, зажигаем свет, а прямо на простыне посреди кровати сидит огромный, с ладонь, таракан — шевелит усами. Клянусь, мы не встречали таких тараканов — ни в Индии, ни в Непале, нигде!
Леня решительно сгреб усатого броненосца и сжал в ладони. Тот стал топорщиться, ершиться, судя по всему, разразился ужасной бранью, вырвался на свободу и бросился наутек.
На подушке мы увидели второго. Леня сцапал его, выскочил на палубу и кинул в Южно-Китайское море. Шлепка мы не услышали. Или он нырнул, как чемпион, без брызг, или улетел. На стенках гальюна сидело еще четверо. Увидев нас, они лениво расползлись по углам.
— Давай ляжем, — предложил Леня, — и будем наблюдать.
Мы легли, не раздеваясь, ничем не укрываясь, оставив гореть единственную в каюте тусклую лампочку, и уставились, не мигая, в нависший дощатый потолок. Леню сразу укусила блоха, и нас обоих облепили комары. Дверь закрывать нельзя — удушающая жара. Вентилятор? Нет, вентилятор не работает. Свет не гасим — у нас вся надежда на эту мутную лампочку, чтоб она дотянула до утра, и мы худо-бедно держали ситуацию под контролем.
— Ты даже представить себе не можешь, сколько насекомых кишит на кораблях! — нагнетал и без того густопсовую атмосферу Леня. — Основная пиратская проблема была, что они страдали от укусов насекомых. Комары, клопы, блохи мучили пиратов. Утром вскочат, и давай чесаться. Поэтому они такие кровожадные, свирепые и вне всякой меры употребляли ром.
Несмотря на тучное изобилие невзгод, он решил довериться объятиям Морфея. Однако на беду прямо над нами находилась кают-компания, где австралийцы напились в стельку и давай орать песни под караоке:
— Онли юууу…
После чего вся эта бражка не вытерпела и пустилась в пляс. Парни из Сиднея топали так, что под ними доски прогибались, чуть не касаясь кончиков наших носов. А в глаза нам сыпалась труха.
— Наверное, это танцы австралийских аборигенов, — интеллигентно предположил Тишков. — Хороший склепик, — говорил он, озираясь. — Прелестно, правда? — Леня сардонически улыбался. — Вот ты, Марина, любишь и умеешь отдыхать. В чем в чем, а в этом тебе не откажешь.
Вдруг с верхней палубы метнулась тень, что-то просвистело и тяжело плюхнулось за борт. Следом повалились другие грузные тени, в их очертаниях узнавались наши спутники, которые стали прыгать в Южно-Китайское море, овеянное легендами о драконах, акулах, гигантских скатах, а также медузах- физалиях, чьи щупальца вызывают смертельные ожоги.
Некоторое время над морем разносились ликующий рев, и плеск, и разудалый утробный смех. После чего по нижней палубе прошествовали, словно с Лениных иллюстраций к «Охоте на Снарка» Кэрролла, шляпник — голый, но в шляпе, булочник — голый, но с батоном, барабанщик — голый, но с барабаном, браконьер — голый, а в руках ружье, и только балабон — единственный в галстуке и с колокольчиком. Все они куда-то шли и чего-то искали. Искали Снарка.
Видимо, их поиск увенчался успехом. Ибо когда находят Снарка, он оборачивается Буджумом, ужасным и неописуемым. Это пустота, черная дыра, из которой мы вышли чудесным образом и которой в конце концов будем поглощены. Проще говоря, движок потарахтел-потарахтел и затих. Свет погас. Наступила египетская тьма. Австралийцы мигом унялись. Отовсюду послышался пушечный перекатистый храп.
— А тараканы подумали, — зашептал Леня, — о! Люди угомонились, теперь мы будем хулиганить!..
Я встала, взяла подушку, ковер, наброшенный на эту бесприютную кровать, и отправилась на верхнюю палубу.
— Ну, зря, — Леня ухватил меня за руку. — Давай считать, что у нас тут санаторий. Место, где мы изживаем первобытные страхи.
Когда мы сходили на берег, старый вьетнамский кэп попросил заполнить анкету — как нам понравилась его развалюха с тараканами. Леня на все ответил: «excellent», и только жилищные условия отметил: «good».
После путешествия в Халонг мы опасливо поглядывали на наших новых компаньонов, которые роились и сдвигали кружки с пенящимся пивом местного розлива, оглашая взрывами смеха крошечный зал ожидания.
— Не напоминает тебе Вьетнам? — спросил Леня. — Все так уже говорят одновременно. Скоро купаться начнут прыгать.
Вспомнили, что Рут Литтл родом из Австралии.
— Ладно, если только Рут, — успокоенно сказал Леня. — Один в поле не воин. Наверно, мы, русские, тоже не внушаем им доверия. Прочитали «Братьев Карамазовых» — теперь не знают, чего от нас ждать. Сможем ли мы все ужиться в столь ограниченном пространстве? — Он открыл замусоленный англо-русский словарь, положил ноги на чемодан с Луной и задремал.
Тут наконец прилетел запоздавший самолет.
Мы долго поднимались сквозь непролазный слой облаков — казалось, мы в них совсем увязли. Вторая бессонная ночь. Уже засыпая, я слышала, что принесли бутерброды, правда, их почему-то не дарили, а продавали. Леню давно сон сморил.
Вдруг будто колокольчик звякнул над ухом. Я посмотрела в иллюминатор. В ясной черноте ночи — абсолютно безоблачной — под куполом небесным полыхало изумрудное с лимонным и аметистовым полярное сияние. Корона и развевающиеся протуберанцы, которые разгорались прямо на глазах.
Я крикнула:
— Северное сияние!
Леня с трудом открыл глаза, глянул на игру энергетических токов и волшебных пространств, после чего пробормотал, неумолимо засыпая:
— Да ладно тебе, там, на Груманте, мы это сияние сто раз увидим!
