Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

израсходовали в Бородинском сражении 1,5 млн патронов, то есть формальная эффективность ружейного огня даже у них была в пределах 1% (на самом деле несколько больше, если учесть потерю патронов у убитых солдат). Кстати, французы в Бородинском сражении израсходовали и 60 тыс. артиллерийских снарядов. Тоже, надо сказать, эффективность артиллерии на первый взгляд не впечатляет, хотя в боях Второй мировой она была еще меньше.

И немного о кавалерии. Это самый дорогой род войск, эффективность которого со временем неуклонно падала. Так-сяк кавалерия еще могла бороться с кавалерией противника, но чем дальше, тем меньше она могла что-либо предпринять против пехоты.

Применительно к началу войны 1812 года и собственно к Бородинской битве русская регулярная кавалерия (без казаков) оказалась даже численно в два раза меньше наполеоновской, кроме этого, французы были представлены кирасирами — всадниками, у которых тело защищено стальной кирасой, а голова — стальным шлемом. По этой причине казаки, к примеру, должны были атаковать кирасира вдвоем: один стремился дротиком (коротким копьем) сбить кирасиру шлем, а второй — саблей поразить его в обнажившуюся голову.

И совсем бесперспективной была атака кавалерии на готовую к атаке пехоту. Вообще, как ни в каком другом роде войск, успех кавалерийской атаки определялся командиром. Во-первых, кавалерийский командир должен был быть безусловно дерзким храбрецом, чтобы без приказа сверху решиться на атаку. Неудивительно, что прославленные в Великую Отечественную войну маршалы были, как минимум командирами кавалерийских полков в Гражданскую войну, к примеру, Буденный, Тимошенко, Рокоссовский, Горбатов. Во-вторых, кавалерийские командиры должны были иметь такое свойство, как глазомер, в данном случае они должны были чувствовать, успеют ли их конники доскакать до пехоты еще до того, как пехота подготовится к отражению атаки. Если успевали, то разгром пехоты был оглушительный (даже в Великую Отечественную войну), если не успевали — разгром кавалерии был оглушительный.

Приведу несколько примеров кавалерийских атак на пехоту войны 1812 года.

Первые два примера касаются Бородинской битвы.

Вот цитата из рапорта Барклая де Толли Кутузову о подробностях сражения под Бородино: «Во время сего происшествия (одной из атак французской кавалерии на батарею Раевского. — Ю.М.) неприятельская конница, кирасиры и уланы повели атаку на пехоту 4-го корпуса, но сия храбрая пехота встретила оную с удивительной твердостию, подпустила её на 60 шагов, а потом открыла такой деятельный огонь, что неприятель совершенно был опрокинут и в большом расстройстве искал спасение свое в бегстве.

При сем особенно отличились Перновский пехотный и 34-й егерский полки, коим в каждую роту назначил по 3 знака отличия».

А вот из воспоминаний командира батальона о том, как лейб-гвардии Измайловский и Литовский пехотные полки приняли на себя атаку французской тяжелой кавалерии. Командир одного из батальонов В. Тимофеев приказал своим солдатам, перестроившимся в каре (прямоугольник из 4 рот), не стрелять, а лишь «махать штыками» (лошади боялись сверкающего металла) и «колоть в морду тех лошадей, которых кирасиры принудили бы приблизиться к фронту». Французы сначала замешкались перед каре, но пехота не стала ждать: «Я, — вспоминал Тимофеев, — скомандовав «ура», бросился с батальоном в штыки. Передние кирасиры были жертвою наших штыков, опрокинулись на свою колонну; смешали еще более оную и обратились все в бегство. Тогда я приказал открыть по ним батальный огонь, и тем было довершено поражение». (Батальный огонь — это огонь пехотинцев без команды, когда каждый солдат стреляет, когда хорошо прицелится.)

А вот эпизод воспоминаний прославленного партизана, профессионального кавалериста Дениса Давыдова, и в этом эпизоде кавалерист Давыдов восхищается гвардией Наполеона, хотя на самом деле это восхищение кавалериста хорошо обученной пехотой.

Начало ноября 1812-го, войска Наполеона бегут из России, а партизаны потрошат их колонны.

«Сего числа, на рассвете, разъезды наши дали знать, что пехотные неприятельские колонны тянутся между Никулиным и Стеснами. Мы помчались к большой дороге и покрыли нашею ордою всё пространство от Аносова до Мерлина. Неприятель остановился, дабы дождаться хвоста колонны, бежавшего во всю прыть для сомкнутия. Заметив сие, граф Орлов-Денисов приказал нам атаковать их. Расстройство сей части колонны неприятельской способствовало нам почти беспрепятственно затоптать её и захватить в плен генералов Альмераса и Бюрта, до двухсот нижних чинов, четыре орудия и множество обоза». То есть прекрасный результат атаки на не подготовившуюся к атаке пехоту. Однако далее: «Наконец подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон. Это было уже гораздо за полдень. Мы вскочили на конь и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружьё под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми… Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов! Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, в белых ремнях с красными султанами и эполетами, они казались как маков цвет среди снежного поля! Будь с нами несколько рот конной артиллерии и вся регулярная кавалерия, бог знает для чего при армии влачившаяся, то, как передовая, так и следующие за нею в сей день колонны вряд ли отошли бы с столь малым уроном, каковой они в сей день потерпели.

Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у коих отбивали отставшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми.

Видя, что все наши азиатские атаки рушатся у сомкнутого строя европейского, я решился под вечер послать Чеченского полка вперёд, чтобы ломать мостики, находящиеся на пути к Красному, заваливать дорогу и стараться всяким образом преграждать шествие неприятеля; всеми же силами, окружая справа и слева и пересекая дорогу спереди, мы перестреливались со стрелками и составляли, так сказать, авангард французской армии.

Я, как теперь, вижу Орлова-Денисова, гарцующего у самой колонны на рыжем коне своем, окруженного моими ахтырскими гусарами и ординарцами лейб-гвардии казацкого полка. Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки бросались к самому фронту, — но всё было тщетно! Колонны валили одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами, и смеялись над нашим вокруг них безуспешным рыцарством.

В течение дня сего мы ещё взяли одного генерала (Мартушевича), множество обозов и пленных до семисот человек; но гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль между рыбачьими лодками».

Я завёл разговор о кавалерии и привёл эти эпизоды, собственно, с одной целью — заставить задуматься над тем, почему Наполеон, прекрасный знаток военного дела, в Бородинском сражении посылал свою кавалерию атаковать русскую пехоту, готовую к бою? Ведь после этих атак батарея Раевского в наполеоновской армии получила название «кладбище французской кавалерии». Зачем он губил свой подвижный род войск в заведомо гибельных атаках? Полагаю, что это был жест отчаяния.

Но вернемся к Кутузову и рассмотрим его как тактика.

Выбор поля боя и расстановка сил

Итак, Кутузов принял армию и сразу же начал искать место будущего генерального сражения. Вообще-то, место поля боя подобрали еще до приезда Кутузова, в том числе и с точки зрения эффективности действия артиллерией, и даже начали строить укрепления, но Кутузову это поле боя не понравилось: «Князь Кутузов вознамерился дать сражение близ Колоцкого монастыря. Также производилось построение укреплений и также позиция оставлена. Она имела свои выгоды и не менее