Кракен

тот кивнул, а затем спрятался. — Правильно, вроде улиток.

Моллюски были предметом его магистерской диссертации.

— Итак… — Билли надел очки. — Следуйте за мной. Это рабочая зона, так что, пожалуйста, постарайтесь не шуметь и, умоляю вас, ни к чему не прикасайтесь. У нас здесь везде полно едких и токсичных веществ, всякой ужасной дряни.

— А когда мы увидим?.. — начал было один из парней, но Билли поднял руку, призывая его к молчанию.

— Нельзя ли мне?.. Позвольте растолковывать вам все то, что мы увидим, когда окажемся там. — У Билли развился целый ряд бессмысленных предрассудков. В частности, он считал плохой приметой называть то, ради чего все здесь собирались, прежде чем добраться до места. — Я хочу показать, где мы работаем, — сказал он, запинаясь. — Любые вопросы вы сможете задать в конце: мы несколько ограничены во времени. Давайте сначала осмотрим центр.

Никто из кураторов или исследователей не обязан был выполнять работу экскурсовода. Но многим приходилось. Билли больше не ворчал, когда наступала его очередь.

Они вышли наружу и двинулись через сад. С одной стороны виднелась стройплощадка, а по другую тянулись кирпичные филиграни Музея естествознания.

— Пожалуйста, никаких фотографий, — сказал Билли, не заботясь о том, слушаются ли экскурсанты: от него требовалось лишь озвучить правило. — Это здание было открыто в две тысячи втором году. И как видите, мы расширяемся. В две тысячи восьмом у нас появится новое здание. В Дарвиновском центре семь этажей заняты мокрыми экземплярами, как мы говорим. Это означает, что образцы залиты формалином.

С каждым шагом все сильнее чувствовалось зловоние. Кто-то чертыхнулся.

— Да уж, — сказал Билли. — Это называется дерместариум. — Через задние окна видны были стальные контейнеры-гробики. — Здесь мы очищаем скелеты от всего, что на них налипло. Dermestes maculatus.

Компьютерный экран рядом с контейнерами показывал какую-то отвратную и явно очень соленую рыбу, пожираемую тучей насекомых. Кто-то довольно громко подавил рвотный позыв.

— В контейнере есть камера, — пояснил Билли. — По-нашему они называются жуками-кожеедами. Прогрызаются сквозь что угодно, оставляя после себя одни кости.

Мальчик ухмыльнулся, дернув отца за руку. Остальные растерянно улыбались. Жуки, пожирающие плоть: иной раз жизнь и впрямь напоминает второразрядный фильм.

Билли обратил внимание на одного из парней. Тот странно выглядел в старомодном костюме, поношенном, но изящном. На лацкане была приколота булавка в форме звездочки с длинными лучами, два из которых оканчивались завитками. Этот тип делал записи, строча в блокноте с огромной скоростью.

Систематизатор как по характеру, так и по профессии, Билли давно пришел к выводу, что эту экскурсию совершают люди всего лишь нескольких типов. Дети — в основном мальчики, застенчивые, донельзя взволнованные, знающие много о том, что представало их глазам. Родители этих детей. Робкие парни и девушки от двадцати до тридцати, по-детски ищущие развлечений. Их друзья и подруги, преисполненные терпения. Изредка — туристы, отклонившиеся от обычных маршрутов.

А еще — одержимые.

Только они обладали большими познаниями, нежели дети. Иногда они ничего не говорили, но порой громко перебивали Билли, задавая вопросы, или поправляли его в научных деталях с изнуряющей суетливостью и дотошностью. За последние несколько недель таких посетителей стало больше, чем обычно.

— Похоже, под конец лета все чудики выбираются наружу, — сказал Билли своему приятелю Леону несколько дней назад, когда они вечерком сидели в пабе на берегу Темзы. — Сегодня заявился один типчик с полным комплектом значков Звездного флота. К сожалению, не в мою смену.

— Фашист, — ответствовал Леон. — Почему ты с таким предубеждением относишься к этим чудилам?

— Что ты, — сказал Билли. — Ведь это отдавало бы мазохизмом.

— Да, но не обращай внимания. Ты сам на них похож, только хорошо замаскировался, — сказал Леон. — Ты можешь украдкой выползать из гетто чудиков, пряча свой значок, и приносить еду, одежду и новости из внешнего мира.

— Мм, как вкусно.

Навстречу шли несколько коллег Билли.

— Как дела? — спросил Билли, поравнявшись с ними. — Привет, Кэт, — сказал он девушке- ихтиологу. — Здорово, Брендан, — бросил он другому куратору и получил в ответ:

— Как дела, Пробирочник?

— Не задерживайтесь, пожалуйста, — сказал Билли своей группе. — И не беспокойтесь, мы приближаемся к очень интересной штуковине.

Пробирочник? Билли видел, что двое-трое из его сопровождающих гадают, не ослышались ли они.

Это прозвище родилось после попойки с коллегами в Ливерпуле, в первый год его работы здесь. Шла ежегодная конференция общества профессиональных кураторов. Целый день велись разговоры о методах и истории консервирования, о музейных планах и способах представления экспонатов. А затем — вечерние посиделки у барной стойки: начавшись с вежливых вопросов типа «И как же ты пришел к этому?», они вылились в рассказы о детстве. В конце концов эти бессвязные повествования под воздействием алкогольных паров превратились в Биографический Блеф, по чьему-то меткому словечку. Каждый приводил нелепый с виду факт из своей жизни — кто-то съел слизня, кто-то был одним из четверни, кто-то пытался сжечь дотла свою школу и так далее, — а остальные крикливо не соглашались с тем, что это правда.

Билли с невозмутимым видом заявил, что стал результатом первого в мире успешного оплодотворения in vitro[1], но впоследствии лаборатория от него отреклась из-за внутренних интриг и проблем с разрешением, так что официальные лавры достались кому-то другому через несколько месяцев после рождения Билли. Когда его стали расспрашивать о подробностях, он с пьяной легкостью назвал докторов и местонахождение лаборатории, рассказал о незначительных осложнениях, возникших во время процедуры. Но прежде чем были сделаны ставки и он признался, как было на самом деле, разговор принял неожиданный поворот и эту игру оставили. Лишь двумя днями позже, уже в Лондоне, один из сотрудников спросил, правда ли все это.

«Абсолютно», — сказал тогда Билли дразнящим невыразительным тоном — то ли «конечно», то ли «конечно нет». С тех пор это слово приклеилось к нему. Билли сомневался, чтобы кто-нибудь ему поверил, но прозвище Пробирочник в разных вариантах по-прежнему оставалось в ходу.

Они прошли мимо еще одного охранника — здоровенного свирепого мужика с обритой головой и выпирающими мышцами. Тот был на несколько лет старше Билли и звался Дейном Таким-то — все это Билли подслушал из чужих разговоров. Билли, как всегда, кивнул ему и попытался поймать его взгляд. Дейн Такой-то, как всегда, проигнорировал скромное приветствие, к чрезмерно бурному возмущению Билли.

Но когда закрывалась дверь, Билли увидел, что Дейн признал кое-кого другого. Охранник быстро кивнул сосредоточенному молодому человеку с булавкой в лацкане, одержимому, чей взгляд блеснул кратчайшим ответом. Билли удивленно наблюдал за всем этим и за миг до закрытия двери заметил, что Дейн смотрит на него.

Знакомец Дейна не встречался с ним взглядом.

— Чувствуете, насколько здесь прохладнее? — сказал Билли, тряся головой, и быстро провел экскурсантов через двери, управляемые таймером. — Это чтобы избежать испарений. Может вспыхнуть пожар. Видите ли, здесь немало старого доброго спирта, так что…

Билли мягко хлопнул ладонями, изображая взрыв.

Посетители застыли в экспонатном трансе. Выстроенные в ряд загадки природы. Километры полок с банками. В каждой — неподвижное плавающее животное. Даже звуки вдруг показались заточенными в бутыли и закупоренными, словно на всё вокруг надели крышки.