налогами и монополиями на добычу соли и полезных ископаемых, заботилось о народе как никогда раньше, строя приюты, больницы, каналы, кладбища и амбары для хранения резервных запасов зерна, даже финансируя деревенские школы. Система налогообложения была реформирована с целью добиться сотрудничества крестьян. Доходы, получаемые государством от налогообложения, были огромны и тщательно записывались. В конце XII века ежегодные доходы только от портовых таможен доходили до 65 миллионов связок по 1000 монет в каждой — это будет 65 миллиардов монет. Правда, монеты — штуки неудобные, и эти неудобства очень обременяли финансовую систему. Каждый император выпускал собственную валюту, и 1000 монет, нанизанных через квадратные дырочки в связки (чохи), весили 6 килограмм, но были эквивалентны примерно унции серебра (чуть больше нынешних семисот долларов); на эту сумму можно было купить примерно 60 кг риса.[20] Вскоре после 1000 года в Сунской империи начали печатать банкноты. Позже торговые общества стали использовать чеки, которые можно было обналичить в обменных пунктах любого крупного города.
Но как же изготовлялись бумажные деньги? Ответ на этот вопрос позволяет понять определяющую черту китайского общества вообще и сунского в частности — информационный взрыв. Деньги печатались так же, как и книги — с помощью деревянных матриц, рельефных изображений, вырезанных на дереве. Именно эта техника подкрепила тот взрыв учетно-отчетных материалов и литературы, который начался в VIII веке в Китае, Японии и Корее. Огромный труд по вырезанию каждой страницы с идеограммами шиворот-навыворот вдохновил на следующий логичный шаг — печать разборным шрифтом; до этого не додумались больше нигде — или, по крайней мере, нигде не осуществили идею на практике, пока в середине XV века Иоганн Гутенберг не усовершенствовал эту революционную технологию в Германии.
Идея эта приписывалась некому Би (Пи) Шэну, который в XI веке создал литеры, вырезая их из влажной глины, а потом обжигая. Чтобы печатать с их помощью, он выбирал нужные литеры, закреплял на раме, обмазывал чернилами, клал на них ткань или бумагу и скорее слегка давил на них, чем оттискивал притиранием, как гравюры на меди. Это не могло срабатывать особенно хорошо, так как литеры, вылепленные из влажной глины, едва ли дадут отличную каллиграфию. И все же это был изощренный ход мысли — но в контексте китайской культуры обернувшийся тупиком: во-первых, печать с деревянных матриц была дешевой и эффективной технологией, абсолютно подходящей для китайской письменности и иллюстраций; а во-вторых, применение разборного шрифта было прямо противоположно этому. Лишь для передачи полного диапазона китайского письма наборщику понадобилось бы несколько тысяч литер, а ведь каждый знак в наборе должен иметься более чем в одном экземпляре — таким образом, общее число литер дошло бы до десятков тысяч. В XVIII веке в имперских типографиях имелось 200 000 печатных знаков, индексированных по рифмам; они хранились на нескольких вращающихся круглых столах, каждый по 2 метра в диаметре. Но даже тогда такая техника, применяющая керамические и металлические литеры, использовалась лишь изредка, поскольку подбор литер и набор страницы занимал весьма много времени. Для механического набора эту технику адаптируют только в XIX веке, и лишь современная электроника отправила эту трудность в область истории.
Когда Гутенберг разработал схожее решение проблемы воспроизведения текстов, у него было несколько технических преимуществ. Двумя из них являлись бумага с твердой поверхностью и давильный пресс для винограда — но наивысшим было культурное преимущество в виде алфавита, 26 строчных и заглавных букв, каждая в нескольких версиях, плюс знаки пунктуации. Наверное, из-за большей простоты своего письма идею подхватили корейцы и не бросили ее, став первым народом, применившим разборный металлический шрифт для печати в 1234 году 50-томных «Принятых ритуальных текстов прошлого и настоящего». Волей случая это произошло незадолго до того, как империя Сун пала под натиском монголов, имея на тот момент в использовании почти все элементы, которые могли позволить изобрести книгопечатание разборным шрифтом на два века раньше Гутенберга — о чем подробнее в главе 16.
Поразительный рост числа книг в сунском Китае служит доказательством того, насколько эффективна была печать с деревянных матриц. Для печати большинства обыкновенных работ выбирались доски из древесины груши с гладкой и ровной текстурой, тогда как изящные иллюстрации вырезались по твердой древесине гледичии сладкой, а один лишь текст, без картинок, вырезали на досках из мягкого самшита. Общий итог был феноменальным: имперская библиотека в Кайфыне насчитывала 80 000 томов. Вскоре после того, как к власти пришла династия Сун, был опубликован весь буддийский канон — 260 000 страниц на двустраничных блоках. Существовали огромные официальные сборники текстов и энциклопедии объемом до 1000 глав. Мода на коллекции вдохновила на создание каталогов картин, каллиграфии, камней, монет, чернил — всего и вся. Выходили научные трактаты о грибах, бамбуке, пионах, плодовых деревьях, птицах, крабах, цитрусовых и всякого рода технических предметах, один из которых («Мэнци битамь» Шэнь Гуа, или «Раздумья об озере снов») включает в себя рассказ о Пи Шэне и его разборном шрифте. Медицина, география, математика, астрономия — по всем этим отраслям знания существовали трактаты. Пакеты распечаток в результате прогона поражали, доходя до многих миллионов экземпляров. От одного буддийского сборника X века до сих пор сохранилось 400 000 экземпляров.
Под влиянием жившего в XI веке Сыма Гуана у историков развились и литературный стиль, и забота о надежных источниках с систематическими ссылками на них. Ученые, стремясь вырваться из-под отупляющего влияния буддийской теологии и стимулируемые страшно трудными экзаменами на чин, дающими пропуск к карьере, статусу и доходам, стремились вернуться к конфуцианским традициям и пойти дальше, развивая их, утверждая веру в разум, очевидность и выгоды образования — короче, в возможность прогресса в обществе и политике. Эти ученые-чиновники были глубоко озабочены природой нравственности и ее результатами в жизни здесь и сейчас — а не, слава небесам, природой Бога и его предполагаемыми путями, чем будут увлекаться столь многие европейцы в эпоху Возрождения. Религиозные споры бурлили в изобилии — но не религиозные войны, которые велись правительствами, а не церквями. Из этих интеллектуальных интересов произросло много блестящих личностей и по меньшей мере один гений: Шэнь Гуа, своего рода предшественник Леонардо да Винчи и Дарвина из XI века. Этот мыслитель распознал природу окаменелых останков, выдвигал теории, что горы были некогда дном моря, усовершенствовал астрономические инструменты, достиг больших успехов в математике, описал действие компаса, писал о фармакологии и проявлял острый интерес к политике, истории и литературе — таков список лишь немногих его достижений.
Сунские высшие классы отвергали буйные развлечения, называя их удовольствиями варваров и черни, в пользу литературы, живописи и каллиграфии. Они любили древности; трактат Хун Цуня «Гу- чжуань» («Древние монеты») был первой книгой о нумизматике. Каталог древних надписей на камне и бронзе насчитывает 2000 наименований; он был составлен коллекционером Чжао Минченом, жена которого Ли Цинчжао была одним из самых блестящих поэтов своего века. В городках лавочники и ремесленники любили чтение вслух, короткие музыкальные пантомимы, представления марионеток и театры теней — традиции, которые впоследствии стимулируют появление театра и оперы.
Культурно великая держава; но в военном отношении отнюдь не столь великая. И не из-за малочисленности армии — в 1045 году у империи Суй было свыше миллиона солдат. Дело заключалось в ее статусе и эффективности. Офицерами служили ученые-чиновники, а не профессиональные военные, солдаты же были наемниками, подонками общества, вытащенными со дна вербовщиками, которые были настоящим бичом сельской местности. В армию не брали наемников-варваров из северных степей, поэтому у нее не было никакой кавалерии, о которой стоило говорить. Однако неэффективность основной массы армии уравновешивалась кое-какими необыкновенными технологиями. По мере того, как росли города, рос и парк разнообразных сверхмощных осадных машин, вроде взводимых мускульной силой требушетов и аркбаллист, которые вскоре приспособят к делу монголы. Эта машинерия была соединена с алхимическими исследованиями предыдущего века. В начале X века порох на основе селитры использовался в зажигательных устройствах, именуемых «летучими огнями» — примитивных ракетах. Век спустя сунские катапульты метали бомбы и дымовые гранаты.
Вот на такую великую культуру и собирались теперь напасть монголы. Последствия этого были более чем странны — что-то вроде попытки залить струей воды горящее масло: горючее растеклось, хлынув на запад вместе с монгольскими войсками и привнося в Европу китайские идеи и открытия. И движущей силой, стоявшей за этой цепью событий, был Хубилай.
Фронтальное нападение на империю Сун через оживленную, широкую и хорошо защищенную Янцзы
