Подсудимый, Червонный Валет, в цепях стоял перед троном, охраняемый двумя стражами. Возле Короля белый кролик держал в одной руке звонок, в другой—большой сверток бумаги. На средине залы, на столе было поcтавлено большое блюдо с сладкими пирожками. И что за вкусные пирожки! Глядя на них, у Сони глаза и зубы разгорелись.
Соня никогда еще не бывала в заседаниях суда, но слыхала толки о них.
„Этот вот—судья, потому, что у него цепь на груди”, думает Соня. А на этот раз судьей был сам Король.
„А там вон - скамья, а на ней сидят все разныя животныя. Это, должно быть, пристяжные”, подумала Соня. Она, видите, говорила пристяжные, потому, что не совсем затвердила слово присяжные.
„Да, это пристяжные, пристяжные', повторяла она, с самодовольствием несколько раз кряду, а сама думает: „это, пожалуй, знает не каждая девочка одних со мною лет!”
Эти двенадцать пристяжных усердно строчили что-то на грифельных досках.
„Что они пишут? И о чем им писать, когда суд еще не начался?' шепнула Соня на ухо грифону.
„Имена свои учатся подписывать, неравно забудут до окоичания суда', шепнул ей грифон в ответ.
„Глупыя тва...!” крикнула Соня, но испугалась и остановилась на полслове.
„Тише господа!' громко крикнул белый кролик.
Король надел очки и с досадой оглянул собрание.
Соня с своего места заметила, как все присяжные записали на своих досках: „глупыя тва..!'
Еще ей показалось, что один из присяжных не знал: писать ли глупые или глупыя, и шептался об этом с соседом.
,,Ну, славная у них выйдет каша на досках?' думает Соня. У одного из присяжных грифель нестерпимо визжал; этого не выдержала Соня,—встала, прокралась задними рядами к скамье присяжных, стала за виновным, и, дождавшись удобнаго случая, выхватила у него грифель. Она сделала это так ловко и проворно, что бедненький, маленький присяжный не догадался, куда девался его грифель. Поискал, поискал, искоса посмотрел на кралю, и пошел водить пальцем по доске. Хоть мало из этого толку, а все же на вид как будто дело делает.
Вдруг дверь с шумом отворилась и в залу ввалился Враль-Илюшка, в одной руке у него чашка чая, в другой —кусок хлеба.
„Прощения просим, ваше величество-“, обратился он к Королю, „я сидел за чаем, да вижу, что пора идти, ну и захватил чашечку.И тут можно допить'.
„Шляпу долой!' закричална негоКо-родь.
„Никак иевозможно, ваше величество,' говорит Илюшка, „я шляпами торгую, изволите видеть, —шляпа у меня служит вывеской'.
Тут Червонная Краля надела очки и выпялила глаза на Илюшку, да так страшно, что Илюшка побледнел и весь затрясся.
„Шляпу долой, болван?' повторил Король,„не то, берегись, велю тебя казнить!'
Илюшка безпокойно поглядывал на Червонную Кралю и переминался с ноги на ногу. Кончилось тем, что вместо хлеба он с испугу выкусил большой кусок из чашки.
А Червонная Краля не спускала глаз с Илюшки и вдруг как закричит „что ему надо? зачем пришел?'
Илюшка еще пуще перепугался,—едва на ногах держится, даже башмаки растерял.
„Чего тебе надо, зачем пришел?'- повторил Король. „Сейчас отвечай, не то казнить велю тебя, трусишка негодный!'
„Я, ваше величество, бедный человек', дрожащим голосом начал Илюшка. „И только я садился за чай, и всего-то я с неделю сидел, а может и меньше—за хлопотами запамятовал!” 'Что ты городишь!' крикнул на него Король.
Бедный Илюшка с испуга выронил из рук чашку, хлеб и пал на колени:
,,Я, ваше величество, бедный человек” начал, было, он.
„И негодный болтун, пустомеля!” огорошил его Король.
Тут захихикали и одобрительно захрюкали заморския свинки; но их тотчас укротили: сунули в мешок, связали его и положили под скамью.
„От тебя, я вижу, толку не добьешься, убирайся! Ну, живо, проваливай!” сказал Король.
А Илюшка все лежит, припав лицом к полу.
“Куда же мне еще провалиться!' жалобно вопит бедняга,' уж и так лежу!... ваше величество!' вдруг, с отчаяния, вскрикнул он, несколько приподняв голову, „окажите божескую милость, отпустите к чаю!' А сам боязливо, из подлобья глядит на червонную кралю. „Отпустить его!' решил Король.
Илюипка мигом вскочил и без башмаков—давай бог ноги.
Вдруг Соня слышит— резкий голос зовет: „Соия!'
„Я здесь' громко отвечает удивленная Соня, вскакивает на ноги и стремительно бросается вперед.
Забыв про свой огромный рост, она впопыхах задела ногой скамью присяжных. Скамья повалилась, и присяжные кувырком полетели во все стороны, карабкаясь и барахтаясь в ужасном смятении.
„Ах, простите, извините... Это я нечаянно!' жалобно завопила Соня и бросилась подбирать присяжных и усаживать их, как попало, по скамьям.
