Стихотворения

заштопанными вкось, где скаты линий бодрых,—
замазала она, все та же стерва-ночь,
все та же сволочь-ночь, квачом своим багровым.
Ах, утлого дьячка успело заволочь
под покуть, — растрясти и заклевать под кровом!
Да гнутся — и майор, и поп, и землемер,
обрюзгший, как гусак под игом геморроя.
Надежен адвокат.
                    — Аз, Веди, Твердо, Хер,—
ударился в букварь. — Глиста вы, не герои! —
и, чаркой чокнувшись с бутылью, — попадье:
Ее же, мать моя, приемлют и монаси.—
Дебела попадья.
                                 — Не сахар ли сие? —
И в сдобный локоть — чмок.
                                              А поп, как в тине, в рясе.
Торчмя торчит, что сыч.
                                       Ворочается глаз,
фарфоровый, пустой
                                    (а веко — сен-бернара):
мерещится попу, что потолок сейчас
с половой плюхнет вниз, сорвавшись с ординара.
Вояка свесил ус, и — капает с него.
…Под Плевною пошли на вылазку османы:
в ущелье — таборов разноголосый вой,
тюрбаны и чалма, и феска — сквозь туманы.
Светает. Бастион… Спросонья… «Ро-та, пли!..»
Обрюзгший землемер — находчивый бурсак:
Цыбулю — пополам, не круто посоли,
не заблудиться б тут да не попасть впросак.
Все собутыльники в размывчивом угаре.
Лишь попадья — в жару: ей впору жеребец.
Брыкаясь, гопака открамсывают хари,
и в зеркальце косом, в куске его — мертвец.
— Эге, да он, кажись, в засиженном стекле
похож на тот рожок, что вылущила полночь…
А муха все шустрей — пред попадьей во мгле —
зеленая снует, расплаживая сволочь.

1911–1915

ГОРШЕЧНИК

Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши.

Н. В. Гоголь

Как метет мотня дорогу за горшеней,
прилипает полосатая рубаха!
В перевяслах — воз. Горой, без украшений —
над чумацкою папахою папаха.
Гибкой, розовой, свистулечной соломой
шапки завиты: шершавый и с поливой:
тот — для каши; тот — с нутром, борщам знакомым;
тот — в ледник: для влаги, белой и ленивой.
С некоторою претензией на вазы
(…если б круглый низ не выдавал обжоры…),
к молодицам в гости едут долговязы:
бузину, сирень ломают ухажеры…
А кругом: усаткой (острой, вырезною)
колосится поспевающее поле;
рясным шорохом кузнечикам на зное
пособляет гомонить о ясной доле…
Вперевалку, еле двигая рогами,
мордою тупой, зобатой выей,—
мерно тащатся волы над колеями,
и глаза их — лупы, синие, живые.
Деревянное ярмо квадратной рамой,
ерзая, затылок мшистый натирает…
Господи! Как и пред Пасхой, тот же самый
колокольчик в небе песню повторяет!
Вьется-плачет жаворонок невидимка
(ты ль то, ангелок серебрянокрылатый?);
он — и над полями, он — и над заимкой,
он — и над колодцем у присевшей хаты…
Скрипнул воз:
                   — Горшки, горшки! — скороговоркой
человек (с мотней до пят) кричит бабенке,
торопящейся (подол подмят) с приборкой;
в окнах недомыты стекол перепонки.
А волы жуют широкими губами
(тянут деловито мокрую резину),
вдруг — как вкопанные:
                                         человек (на память)
молодице вырыл звонкого верзилу.

1912(1932)

КЛУБНИКА