жил, охотился, защищался и выражал себя.
Когда земной человек создал первое орудие труда, он одновременно определил и свою судьбу. Все позднейшее было лишь следствием этого акта творения: копья, гарпуны, луки и стрелы, плуги, колеса, искусство письма, города, самолеты, бомбы, космические корабли…
Таким был путь земного человека.
Но был ли он единственно возможным?
Что случилось бы, если бы человек никогда не сделал этого первого шага?
Если бы он пошел совсем другой дорогой?
Если бы ему никогда не пришла идея создать то самое первое каменное орудие?
Посмотрите на мердози с Сириуса-IX. Они выбрали другой путь.
Но какой?
Что они сделали? Какую технику использовали? Какие основополагающие факты сделают их понятными?
Важно: они находятся в тесных отношениях с животными своего мира с мердозини и тварями с глазами-блюдцами, что похожи на лемуров.
Важно: вполне возможно, что они в какой-то степени влияют на рост растений. Полые деревья, например, кажутся выросшими такими совсем не случайно.
Важно: земляне, кажется, привели их в полную растерянность. Они ошеломлены, испуганы. Они напали на землян, сначала мердозини, потом…
Важно: они влияли на разум землян и свели Чарли с ума. Пока земляне спали, они внушали им болезненные видения, вероятно, проникая в их сны.
Важно: самым запутанным в отношении их культуры был факт, что невозможно было ничего о них узнать. Отсутствовали всякие видимые признаки.
Важно: что пытался объяснить этот старик, Вольмэй? “Мы сделаем, что должны сделать. Мы не можем доверять друг другу. Мои сны сказали мне, что нам нужно попытаться еще раз, но с тех пор, как вы пришли, мои сны стали такими странными…”
Сны.
Да, но разве нет параллелей этому у многих примитивных народов Земли? Разве они не верили в сны? Разве не использовали сны как средство заглянуть в будущее, придать смысл своей жизни? Разве не рассматривали их, как источник глубочайшей мудрости! Разве ирокезы не знали понятие подсознания задолго до Фрейда и не считали, что болезни вызываются противоречием между подсознанием и разумом?
А не считаем ли мы сами сны символами и не занимаем ли по отношению к ним такую же позицию, как мердози по отношению к орудиям труда?
Мердози выработали для человеческой личности другую точку зрения. Они обратились внутрь ее и открыли какие-то скрытые от нас возможности человеческой души. Они работали с символами, снами, видениями.
Телепатия? Нет, не совсем. Скорее, они овладели техникой передачи чувств. Это могло бы объяснить их господство над животными. И объяснить, что произошло с Чарли и со мной.
А может быть, здесь больше, чем это, намного больше? Это должно пронизывать все аспекты жизни. Они должны обладать возможностями, которых мы не можем даже представить.
Но тем не менее, они были людьми — не сверхлюдьми, не идеализированными созданиями нашего воображения. Они просто другие.
Их вид предполагал, несомненно, известные выгоды, более тесную связь с их сородичами, внутреннее созвучие со всем живым, душевную уверенность и мир. Но эта построенная на снах культура зависела от статичности общества. Пока ничего не меняется, этот вид функционирует — все сны растолковываются, на них можно полагаться и доверять их приказам.
Но что, если они, например, начнут видеть сны о космических кораблях?
Или о чужаках с оружием?
Или о мужчинах и женщинах с удивительными обычаями?
Не явится ли это потрясением культуры, основанной на неизменности? Что делать, если сны больше не дают ответов?
Появление чужаков должно было вызвать холодное отвращение. Оно должно было потрясти самые основы всего их существования. Как можно доверять этим чужакам, если они не предлагают ничего, кроме слов?
Слов недостаточно.
Отношений недостаточно — они могли стать даже роковыми. Заверений в дружбе недостаточно.
Я знаю, что нужно делать.
Путь ясен.
Но могу ли я верить себе? И всем вещам, что сделали меня тем, что я есть?
Но сдаваться сейчас нет смысла. Это должно быть сделано, и первый шаг надо сделать ему.
Монт провел в пещере еще одну ночь и как следует выспался. Потом он вышел в сияющее утро, поел немного пеммикана, который сам себе сделал, и запил его водой. Теперь он готов.
Он чувствовал какую-то симпатию к маленькой пещере, ставшей для него своего рода символом. По его убеждению было два в корне различных вида людей — один, который чувствовал себя склонным к равнинам, а другой, что находил покой только в горах. Если бы Монт смог прожить свою жизнь снова, то он провел бы ее в горах, где чистый воздух и чувствуешь себя ближе к небу.
Он посмотрел на луга внизу, спускающиеся к речному берегу. Здесь, наверху, несмотря на все случившееся, было спокойно. И воздух менее резок, чем внизу, и не так раздражал горло.
Его взгляд упал на раздавленные части скафандра, все еще лежавшего на краю скалы, и он усмехнулся. Скафандр наверняка ему больше не понадобится.
Монт пошел вниз по тропинке, к реке.
Подумав о выбранной им самим роли человека судьбы, он невольно улыбнулся. Конечно, он не идеальный человек для такой роли, но кроме него нет никого, кто бы сыграл ее. И от этого зависело больше, чем судьбы Валонки и Земли. Это могло оказать влияние на историю всей Вселенной.
Он пожал плечами. Слишком много требовалось от одного-единственного человека, но в конце концов все всегда сводится к тому, что решать должен кто-то один…
Жаль, подумал он вдруг, что нельзя остаться голым. Это могло бы стать убедительным символом.
Но, к несчастью, он ни в коем случае не мог находиться под этим солнцем без одежды. Она ему необходима.
