хижины, а вслед за ним оттуда же выскочил бледный, как мел, туземный жрец. Не глядя по сторонам, он что было сил бросился наутек и вскоре затерялся в недрах колючего лабиринта. Нужно сказать, что в тот момент лица детей были немногим розовее физиономии бедного туземца.
— О Господи, а это-то что еще такое?! — в отчаянье простонала Антея. — О Псаммиад, как ты мог?
Шум сражения то стихал, то возобновлялся снова. Отдельные крики раненых сменялись вспыхивавшей с новой силой какофонией ужасной резни. И все это происходило с равномерностью, свойственной медленно вздымающимся и опадающим океанским волнам.
Антея съежилась в комок от страха и снова запричитала:
— О Псаммиад, Псаммиад!
— Ну что там еще? — вдруг раздался прямо у них под ногами знакомый до боли голос. В тот же самый момент маленькая волосатая лапка отогнула край кожаного занавеса, и затуманенным от слез взорам детей явились полупрозрачные ушки и улиточьи глазки Псаммиада.
Только когда Антея схватила его на руки и крепко-накрепко прижала к груди, дети позволили себе испустить судорожный вздох облегчения.
— Умоляю тебя, скажи, где тут у них восток? — проговорила Антея пулеметной скороговоркой, ибо новая волна сражения подкатывала все ближе и ближе.
— Ты так меня задушишь! — запротестовал Псаммиад. — Скорее! Заходите в хижину!
Хижина была до отказа заполнена угольно-черной тьмой.
— Подождите, я зажгу спичку! — сказал Роберт и принялся чиркать фосфорной головкой о подошву ботинка.
При свете спички выяснилось, что пол хижины представлял из себя не утоптанную до окаменелости глину пополам с речным илом, а мягкий, сухой и очень приятный наощупь песок.
— Я решил немножко вздремнуть, благо лучшего места для этого не найти во всей этой идиотской деревне, — объяснил Псаммиад. — Скажу вам, за весь месяц, проведенный с вами, я никогда так хорошо не высыпался. Не беспокойтесь, теперь с вами будет все в порядке. Я с самого начала знал, что вы сможете стащить амулет, только когда битва будет в самом разгаре. Тот человек, что минуту тому назад чуть не отдавил мне правую заднюю лапу, больше не вернется. Я куснул его как следует, и он, наверное, решил, что я какой-нибудь злой дух. Так что вам остается лишь забрать нужную вам вещицу и отправиться домой.
Стены хижины были сплошь увешаны шкурами разнообразных животных, а посреди ее высилась горка поднесенных накануне жертвоприношений, причем изрядно уже увядшие антеевы розы гордо венчали ее. В одном углу хижины стояла огромная, грубо отесанная каменная глыба, а на ее неровной поверхности, естественно, лежала продолговатая керамическая шкатулка, вдоль и поперек испещренная необычно живыми рисунками людей и животных.
— Так, значит, он там? — спросил Сирил, когда Псаммиад указал на шкатулку одним из своих длинных и острых когтей.
— Скорее всего, там, — ответил Псаммиад. — Этот полоумный жрец как раз собирался зарыть шкатулку в песок, когда я набросился на него и укусил в ногу.
— Зажги-ка еще одну спичку, Роберт! — сказала Антея. — Так, а теперь скажи нам поскорее, где находится восток.
— Как где? — удивился Псаммиад. — Конечно же, там, где всходит солнце!
— Но ведь нам в школе говорили, что…
— Вам там еще и не такого наговорят! — нетерпеливо огрызнулся Псаммиад и принялся устраиваться в своей корзинке. Первым делом он, как обычно, закутался с головою в водонепроницаемую клеенку.
— Но нам же отсюда не видно никакого солнца! — взвыла Джейн. — Да, к тому же, оно уже давным- давно взошло…
— Ох, как вы любите попусту тратить время! — заворчал Псаммиад. — Ведь даже самому распоследнему идиоту понятно, что восток находится там, где в храмах бывают алтари. Вот ваш восток!
И он указал на каменную глыбу со шкатулкой.
А между тем монотонные удары металла о камень, перемежающиеся громкими криками дерущихся, приближались с каждой минутой. По лихорадочным указаниям, которыми обменивались между собой жрецы, дети поняли, что хранители амулета выстроились кольцом вокруг хижины и приготовились защищать свое сокровище до тех пор, пока живы. Однако после того, как Псаммиад совершил свое дерзкое нападение, никто из них так и не осмелился зайти внутрь.
— А теперь, Джейн, слушай меня внимательно! — быстро заговорил Сирил. — Я пошел за амулетом, а ты будь готова в любой момент поднять свою половинку над головой. Да не забудь повернуться лицом на восток! И вот еще что, не выпускай ее из рук, пока не пройдешь через арку!
Затем он шагнул по направлению к алтарю — но в тот же самый момент наверху раздался треск ломающихся веток, и в хижину хлынул ослепительный поток дневного света! В одном из углов хижины отломился порядочный кусок крыши, и теперь два длинных копья отпихивали его в сторону. Пока дети щурились и прикрывали глаза ладошками ввиду столь внезапного перехода от темноты к свету, в образовавшееся наверху отверстие просунулись две здоровенные ручищи и одним махом обрушили ближайшую к алтарю стену. Еще не совсем привыкшим к свету глазам детей предстало исполненное злобы темное лицо с широким приплюснутым носом и мутновато-желтыми белками глаз. Даже в этот ужасный момент у Антеи нашлось время подумать о том, что это свирепое лицо было как две капли воды похоже на физиономию мистера Якоба Абсалома, владельца расположенной неподалеку от Чаринг-Кросс ювелирной лавки, у которого она и купила половинку амулета.
— Он здесь, их хваленый амулет, что помогал им храбро сражаться и достойно умирать! — прокаркал резкий, надсаженный в пылу битвы голос. — Но погодите! Тут есть кто-то еще — только никак не могу разобрать, боги это или демоны?
Он свирепо глянул на детей, и белки его глаз, до того бывшие неестественно желтыми, приобрели свой естественный цвет — от бешенства, несомненно. Между зубами у него был зажат мокрый от крови медный кинжал. Нельзя было терять ни секунды.
— Давай, Джейн, быстрее же! — закричали дети во весь голос.
Дрожащими руками Джейн протянула амулет по направлению к алтарю, и Сирил со всей доступной ему в данный момент скоростью произнес слово силы. Амулет немедленно развернулся в огромную арку. По внешней стороне ее замысловатой дуги виднелись сияющее египетское небо, полуразрушенная стена хижины, массивный каменный алтарь и хищное, плосконосое лицо солдафона с зажатым между зубов кинжалом. Внутри же неясно просматривалась блеклая, запыленная, коричневая по краям, но вдруг ставшая по-настоящему желанной зелень трав и крон лондонского Риджент-парка.
— Не выпускай амулета, Джейн! — прокричал Сирил, бросаясь в арку и увлекая за собой Антею с псаммиадовой корзинкой под мышкой. Роберт последовал за ними, крепко держа Джейн за руку. Едва только все четверо (и, конечно же, Псаммиад) прорвались за туманную пленку, что отделяла прошлое от настоящего, как шум битвы раз и навсегда смолк у них в ушах, и на смену ему пришло негромкое, невнятное и абсолютно не опасное бормотание огромного старого города, служившее прекрасным аккомпанементом сладкой музыке визгливых воробьиных голосов, ругавшихся на гравиевой дорожке из-за брошенной кем-то хлебной корки, и атональному пению оборванных пролетарских детей, водивших хоровод на желтой, истоптанной бесчисленными ступнями траве.
— Клянусь жизнью, вот это было приключение, так приключение! — сказал Сирил, с трудом переводя дух.
— Кое-что приятное в нем, разумеется, было, — согласился с ним Псаммиад, стряхивая со своей шелковистой шерстки последние крохи египетского песка.
Некоторое время все четверо молча лежали на травке, наслаждаясь тишиной и покоем старого парка.
— Давайте-ка пойдем домой! — наконец предложила Антея. — Старая нянечка, наверное, уже совсем обезумела от страха. Глядите, солнце стоит примерно на том же самом месте, что и вчера. Значит, нас не
