взять, потому что он краснухой заболел, а у нее свои дети. Вот папа все и сказал маме, и ушел на месяц к сыну. Что мама пережила! Как она страдала!
— Надо думать, бедная женщина!
— А потом папа пришел и говорит нам: согласен на любой ваш приговор, вы моя семья, я вас люблю больше жизни, мне, подлецу, нет прощения, но подлецом я быть не желаю, чтобы бросить одного больного мальца в пустой квартире.
Когда Лика волнуется, речь ее становится простонародной, совсем как у Ирины Васильевны.
— И каков был приговор?
— Мама сказала: «Живи, но чтобы ни полсловом, ни полвзглядом я о тех не слышала». Кира Анатольевна! — заговорщически зашептала Лика. — Мама их кровати в спальне раздвинула и тумбочку в середину поставила. Понимаете?
— Догадываюсь. Епитимья отлучением от тела. Долго продержались?
— Три года!
Я не уловила, говорит Лика с гордостью или с печалью.
— Сколько же сейчас Денису лет?
— Двенадцать. Вы никому не говорите, но я с ним вижусь. Папе ведь нельзя, а он мне все-таки братишка, в смысле Дениска. Смешной, хулиганит, но учится хорошо. Кира Анатольевна, можно мне Дениску сюда привести? Я хочу с ним математикой заняться, чтобы он перевелся в математическую гимназию.
— Конечно, приводи. Я питаю особую нежность к внебрачным детям. Лешка знает о твоем брате?
«Не проговорился мне, секретчик!» — подумала я с досадой.
— Что вы! Никто ничего не знает! Мама не знает, что папа материально помогает. Папа не знает, что мама через своих приятельниц на заводе передает Денису одежду и другие вещи, она ведь думает, будто они бедствуют. Папа и мама не знают, что я с братом общаюсь. Только тетя Люда, мать Дениса, в курсе, но она не болтливая.
— Тайны мадридского двора!
— Да! Вот я и говорю, кажется, простые незамысловатые люди, а на самом деле у них шекспировские страсти бушуют. У вас наоборот: все очень умные, но никто не прячется, говорят, что на языке, живут не оглядываясь. Я не знаю, что лучше.
Вдруг Лика округлила глаза и схватилась за живот:
— Он шевелится!
— Это пульсирует брюшная артерия.
— Нет, точно он, так раньше не было.
— Вот и отлично!
Я тоже схватилась за живот, в котором ощутила толчки. Дядя с племянником азбукой Морзе переговариваются?
Лицо у Лики стало отрешенным — впала в очередной ступор. Пусть немного помедитирует, пока я Лешку в чувство приведу.
Пришла в их комнату и рывком сдернула с Лешки одеяло.
— Дрыхнешь, бессовестный! У тебя там ребенок шевелится, а ты храпишь!
— Где? Что? — вскочил Лешка. — Кто шевелится?
— Твой ребенок! И запомни! — Я схватила ремень и принялась его стегать. — Никогда! Никогда! Никогда не ложись спать, не помирившись с женой!
Лешка помчался на кухню.
Кто сказал, что у нас мудреная семья? Куда уж проще — беременная мама наказывает ремнем великовозрастного сына.
Последний, точнее, предпоследний, раз я с полотенцем гонялась за Лешкой по квартире, когда он учился в седьмом классе. Перед приходом какой-то комиссии в школу он с приятелем поменял местами таблички «Туалет» и «Директор».
Подруга 1
Прошел месяц. Два внутриутробных создания подросли: у меня появился небольшой животик, у Лики — порядочный. Мы уж думали, не ждать ли близнецов. Сделали Лике ультразвук, все нормально, один мальчик. Я запаниковала: нет ли у меня маловодия, почему живот не крупнеет, и тоже ультразвук сделала, тайно. Все в норме, девочка.
У меня будет доченька! Хорошенькая, во младенчестве кудрявенькая, буду покупать ей платья с оборочками, заплетать косички и отдам в музыкальную школу по классу фортепиано. А если даун родится? Даун-девочка все-таки лучше, чем даун-мальчик!
Лика стоит на учете в женской консультации, как и все прочие беременные, каждые две недели ходит к врачу. Ее там осматривают, измеряют, взвешивают, дают направления на анализы. Мы следим, чтобы Лика не пропустила очередной визит к доктору. Я же ни на какие учеты не становилась, хотя нахожусь в группе риска, ведь я даже не просто позднородящая, а сверхпоздно. К врачу не иду по той же причине, по какой никому не открываюсь, — мне стыдно. И еще не хочется выслушивать предложений по умерщвлению плода. Это не плод, это мой ребенок.
Но теоретически я слежу за здоровьем, и жаловаться на него грех. Даже давление, без кофе и сигарет, пришло в норму, гемоглобин отличный (у Лики пониженный, мы ее пичкаем зеленью и гранатом). Я регулярно шарю по Интернету, в нем полно сайтов про беременность, с вопросами и ответами, а также чатов, где беременные молодые женщины обмениваются информацией. Лика пишет в эти чаты, я только инкогнито читаю. Мой интерес не вызывает подозрений — как бы для невестки стараюсь.
В последнее время стала часто вспоминать маму.
Скучаю без нее пронзительно. Будь она жива, взяла бы на себя большую часть моих сомнений, обид и страхов. Бабушкам на сносях тоже нужны мамы!
Мама умерла, когда я училась на втором курсе университета. У нее была прободная язва, желудок разорвало на части. Я пришла домой, она лежит на диване, скрючившись в болевом шоке, коленки у подбородка. На носилках в «скорую» так и несли, как воробушек, свернутую. До больницы живую не довезли. Умерла, с трудом выпрямили. Когда я училась на пятом курсе, умер папа, от инфаркта.
Прошло больше двадцати лет, а я не могу смириться с их потерей. Могу только задвинуть мысли о них в дальний темный угол сознания и не трогать.
Даже Лешке про бабушку с дедушкой мало рассказывала. Только вкратце: она была учителем, он инженером, они были прекрасными людьми.
За столько лет у меня не появилось светлой печали в памяти о родителях. Начну о них думать — горло обручем стягивает. Я никогда не прощу их безвременного ухода! Не знаю кому, но — не прощу!
Отец моего ребенка три недели не кажется — в командировке, дважды звонил. Когда любят, звонят пять раз на день…
Моя тайна перезрела, отчаянно хочется с кем-нибудь ею поделиться. У меня столько мыслей, новых чувств, ощущений — распирает. Постоянно веду внутренние монологи сама с собой, рассказываю себе о себе. Иногда мне кажется, что эти знания и чувства бесценны и должны войти в копилку человеческой мудрости, научной и поэтической, иногда — что они интересны только мне.
Выбора, кому первому открыться, по большому счету нет. Конечно, подруге Любе! Несколько слов о ней…
Я не сумею связно рассказать о Любе. Отделаться общими фразами, что, мол, она уникальный, неповторимый человек, — значит ничего не сказать. Она как торт, большой и в розочках. С какого места его кушать? Послойно анализировать?
Технологию печения отразить?
