Мария Ивановна чувствовала зыбкость и ненадежность своего пребывания в квартире Андрея, который не выказывал пылкой любви к Петечке, хотя и всегда приходил на помощь в трудные минуты. Понимала, что приобретает интересное занятие и профессию — няня при малолетнем ребенке. Теперь не пропадет, ведь где-то существует еще множество прекрасных детей, рядом с которыми она будет переживать душевные взлеты. Но никто и никогда не сможет сравниться с Петечкой! Заменить его или затмить. И более всего ей хочется увидеть, как он научится ходить, разговаривать, как усвоит азбуку и станет читать… Она уже знает, что можно в два года научить ребенка буквам, а в три — легко читать. У Петечки обязательно получится! Он поразительно пытливый и умный мальчик, сегодня долго рассматривал ножки стула, конечно, и на вкус пробовал.
Ей показалось, что она похорошела. Глупо и ни к чему, поздно подобным вещам радоваться, но зеркало в ванной по утрам показывало ей помолодевшее лицо. Морщины не исчезли, кожа не порозовела, а общее впечатление… Да и подруги заметили, радостно констатировали: Маша, ты двадцать лет сбросила!
Изменения, которые произошли с ней, повлияли на характер, точнее — на эмоциональные реакции, ставшие свободными, потеснившими извечную стеснительность. Андрей только вошел в дом, а она радостно и нетерпеливо ему выпалила:
— Два зубика на нижней челюсти! Показались! Вы представляете? И еще, как советуют педагоги, я Петю выпустила в свободное передвижение по квартире. Он легко уполз из комнаты в ванную, и там его потрясла стиральная машина. А из ванной на кухню…
«Энтузиазм мой глуп и неуместен, — подумала Мария Ивановна, глядя на Андрея, снимающего дубленку. — Как я неловка!»
Начав говорить на бравурных нотах, она постепенно понизила голос почти до шепота:
— Пол предварительно я, конечно, вымыла… Андрей, простите, мое ликование, очевидно, неуместно… Пахнет… чем-то горелым…
— Это от меня. Как от партизана, несет костром.
— Костром?
— Читал, что в войну фашисты легко вычисляли партизан по запаху дыма.
— Дыма? — опять растерянно переспросила Мария Ивановна.
— Сейчас помоюсь, а потом нам нужно поговорить.
— Ужин готов, я накрою.
Вот и случилось то, чего она боялась. Сейчас ей укажут на дверь, и никогда больше она не увидит Петечки. Уж больно суровое лицо у Андрея. Вернулись старые страхи — перед мужчинами, загадочными и суровыми непонятными существами. Но хоть Мария Ивановна и ничего не смыслила в мужчинах, она догадывалась — Андрей из всех загадочных самый яркий представитель. Мужчина из мужчин, кремень, скала, айсберг.
Придержи слезы. Радуйся, что у Пети такой выдающийся отец, хорошие гены, отличная наследственность… Не плакать! Кажется, мужчины не выносят женских слез. Слышишь? Из ванной вышел, переодевается в комнате. Значит, можно ставить на стол тарелки с голубцами… хлеб нарезан, приборы и салфетки на месте… Чего не хватает? Мельницы с перцем, Андрей любит острое…
«Как быстро привыкаешь к хорошему, комфортному», — думал Андрей. Потребовались считаные дни, чтобы он привык приходить домой и получать горячий ужин, не мыть тарелок и не заботиться о чистоте в ванной и туалете. Мариванна отлично готовит, надо признать. А также вылизала его квартиру до стерильности, даже светлей стало из-за чистых окон…
Андрей молча ел, невзгоды не убили аппетита. Мариванна сидела напротив и ковыряла вилкой в тарелке. Еще в начале их совместного бытия Андрей воспротивился раздельному питанию. «Вы не прислуга, поэтому давайте ужинать вместе».
— Не томите! — с мукой в голосе произнесла Мария Ивановна, когда он покончил с голубцами и налил себе чай. — Говорите! — заставила себя поднять голову.
— Мариванна… то есть Мария Ивановна!
— Называйте, как вам удобнее.
Ее имя и отчество в произношении Андрея почему-то сливалось в одно целое, что могло не понравиться. Нет, оказывается, не обижается.
— Мариванна! В моей жизни произошли перемены. Коротко говоря, перед вами сидит банкрот.
По растерянному виду Мариванны Андрей понял, что она не въезжает в смысл. Поясним конкретно.
— Сегодня сгорело предприятие, на котором я работаю. Натурально сгорело, дотла. Эта квартира, — потыкал пальцем в пол, — моя машина, — показал на окно, — все куплено в кредит. Ежемесячно я должен отстегивать банку две трети зарплаты. Теперь этого делать не могу. Кроме того, в сейфе я хранил… — (Не
Лицо Мариванны по-прежнему оставалось недоуменным. Еще проще? Пожалуйста!
— Я не только не в состоянии платить вам хорошую зарплату, которую заявил, но и ту, что вы по непонятным причинам значительно снизили. Давайте выпьем водки? Махнем по рюмахе?
Андрей встал, достал из морозильника бутылку, из шкафчика рюмки, не услышал тихого Мариванниного: «Я не пью!», разлил водку.
— Ну что вы смотрите на нее как на отраву? — с досадой спросил Андрей. — Это лекарство от стресса. У вас стресс?
— Да.
— Лечимся. Погодите, закуска. Где-то у меня были грибы маринованные.
— В холодильнике вторая полка сверху, у стенки.
— Точно, нашел. Берем две вилки, накалываем. Держите, Мариванна! Что-то мне говорит, что вы не мастер водку потреблять.
— Даже не подмастерье.
— Объясняю. Выдохнуть и не дышать, опрокинуть рюмку, заесть грибком. Поехали?
— За что мы пьем?
— Тост? Чтоб им сдохнуть!
— Кому?
— Поджигателям и разрушителям человеческого счастья! Поехали!
Мария Ивановна послушно задержала дыхание, выпила и закусила грибком. Никаких вкусовых удовольствий! Обожгло пищевод, а в грибном маринаде был явный излишек уксуса.
— По второй! — скомандовал Андрей и разлил водку. — Теперь ваша очередь тост говорить.
— Пусть они прозреют и раскаются!
— Кто?
— Поджигатели и разрушители.
— Красиво звучит, но нереально. Хотя в тосте что главное?
— Что?
— После него можно идейно выпить. Грибочек-то накалывайте. Поехали!
Мария Ивановна, крепясь и сдерживая отвращение, выпила вторую рюмку. Голова закружилась. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Сколь ни была Мария Ивановна обделена собственным опытом, но она знала по рассказам подруг, из книг и телевизионных передач, из преданий прабабушки про прадедушку, бабушки — про дедушку, маминым — об улетучившемся отце, что мужчины пьют, все они в большей или меньшей степени — алкоголики. И напившись, ведут себя непредсказуемым образом.
Но и сама она сейчас, после водки, неожиданно осмелела и потребовала у Андрея, наливающего по третьей, ответа:
— Ваши проблемы связаны только с материальными потерями? С тем, что вы обеднели?
— Этого мало? — горько усмехнулся Андрей. — Есть еще другие «радостные» события. Меня бросила любимая девушка…
Его лицо исказилось неподдельной мукой, Марии Ивановны в ответ — гримасой сострадания.
