чехлы и стала закрывать мягкую мебель.
Чехлы скоро закончились, в ход пошли простыни.
Диваны и стулья, покрытые простынями, смотрелись похоронно-печально. Пришлось открыть бар и выпить пару рюмочек «Пало».
«Точно на год уезжаю. Зачем все укутала? — спросила себя Люба, оглядываясь по сторонам. И ответила: — Чтобы действовать!»
Она положила на кровать чемодан и стала его заполнять. Потом второй чемодан… Если бы собиралась в спокойном состоянии, то не набрала бы столько вещей. Но сейчас казалось: надо все. Люба напрочь забыла, что в Москве есть и фен, и банный халат, и шампуни, и комнатные тапочки, что летние босоножки ей не понадобятся, а крем для загара не пригодится.
В пять утра Люба позвонила Хуану, велела срочно явиться и вызвала такси. Хуан пришел заспанный, по зимнему времени одетый в джинсы и рубаху, но в шлепанцах на босу ногу. Люба ни разу не видела его в носках, ботинках или другой приличной обуви.
Она перечисляла, что нужно сделать и как следить за домом. Хуан протяжно зевал и повторял:
— Си, сеньора! Но сэ преокупэ (не беспокойтесь).
— Я мучо преокупэ (много беспокойтесь). Ты, болван, знаю, будешь целыми днями тут на диване валяться и телевизор смотреть!
— Но сой (я не) волван! Какой есть период, сеньора?
— Не знаю, может, месяц меня не будет, а то и больше.
— Карашо!
— Смотри мне! — Люба погрозила пальцем. — Я буду телефонировать и экзаменировать!
— О’кей!
Оба знали, что понимают друг друга только при личном общении, львиную долю которого составляют мимика и жесты. А по телефону им разговаривать бесполезно, только с переводчиком.
В такси напряжение отпустило, и Люба соснула. Очнулась, когда подъезжали к аэропорту в столице Майорки, городе Пальма. Таксист вежливо осведомился, куда летит сеньора. Услышав «в Москву», он почтительно отозвался о русской зиме и вспомнил Сибирь.
— Сибирь! Будь она неладна! — простонала Люба.
Прилетев в Барселону, Люба не пересела на московский самолет, а отправилась в меховой салон.
Как будет «шуба» по-испански, а также «норка», «песец» или «каракуль», она не знала. Поэтому таксисту объяснила: вези меня в самый дорогой магазин, где много толстых пальто из кошек и собак (эти слова она знала). Взгляд таксиста, который Люба поймала в зеркале, был полон почтения и ужаса. Он пролепетал, что в Барселоне не шьют пальто из кошек. А вы, сеньора, из какой страны? Из России?
Там ходят в одежде из домашних животных? Люба не знала, как сказать про диких животных, но решила, что «ядовитые» (а ядовитый плющ она отлично помнила) — это недалеко от диких. Услышав о странных привычках русских носить пальто из ядовитых животных, таксист еще более впечатлился.
Он привез Любу к дорогому салону, где были выставлены меховые модели по астрономическим ценам.
Внес туда вслед за Любой ее чемоданы, тепло попрощался, получив щедрые чаевые.
Люба фасоны не рассматривала, для нее главным были теплосберегающие данные.
— Эту, эту и эту! — указала она последовательно на шубы из черно-бурой лисы, белого песца и норки, комбинированной с соболем.
Примерила — годятся. А дальше состоялся диалог, в котором участвовали три продавца, хозяин салона и Люба. Ее требования приводили меховщиков в состояние, близкое к обмороку. По мнению Любы, шубы — мех, шелковая подкладка и более ничего — годились на теплую португальскую и испанскую зиму. Люба полагала, что в них околеет в Москве. И просила подшить под подкладку двойной слой синтепона или ватина. Интересовалась, нельзя ли подбить шубы пухом, при этом использовала словосочетание «подушка и одеяло из утки».
Ей говорили про эксклюзивность моделей, в которых каждый шов — произведение искусства. А сеньора хочет все изуродовать?
— Зима! Инбьерно по-вашему. Понимаете? Сибирь! Холодильник! (Люба употребила слово, обозначающее именно холодильник как кухонную мебель.)
— Импосибле (невозможно)! — заламывал руки хозяин ателье.
— Знаю я ваше импосибле! Посибле! Посибле! Плачу! — достала платиновую кредитную карточку и выразительно помахала ею в воздухе.
У хозяина загорелись глаза. Но гордость кутюрье страдала, он чуть не плакал. Три продавца наперебой что-то втолковывали Любе. Они говорили быстро, она ничего не понимала, да и не старалась понять то, что не считала важным.
Любе пытались объяснить, что без вреда для изделия нельзя пришить к нему слой ваты, подкладку стянет, ее потребуется надставлять, а это значит — насмарку вся изысканная прежняя работа.
— Ну, вы меня утомили, олухи! — в сердцах проговорила Люба. — Бой а отро лугар (пойду в другое место)! Си но (да или нет)? — Она снова показала кредитку и сделала вид, что прячет ее в сумочку.
— Си (да)! — сдался хозяин.
— Квандо (когда)? — спросила Люба.
— Эн дос семанас пуэдэ сэр (через две недели, может быть).
— Маньяна (завтра)! — непререкаемо заявила Люба.
— Но сэ пуэдэ (никак нельзя)!
— Нельзя слону жениться на блохе.
— Поркэ (почему)? — переспросил хозяин.
«Блохе» он услышал как «поркэ» и принялся быстро объяснять.
— Маньяна о нунка (завтра или никогда)! — перебила Люба. — Кэ прэсио (какая цена)?
Хозяин ателье достал калькулятор и принялся давить на кнопки. Он волновался, сбивался и повторял расчеты снова и снова. Наконец робко протянул Любе листочек с окончательной цифрой.
Люба на нее не взглянула, чтобы не расстраиваться, отдала карточку и попросила вызвать ей такси.
Она поехала в отель. И совершенно забыла, что еще из аэропорта Барселоны позвонила мужу:
— Встречай, сегодня вылетаю!
— Что-то случилось? — напрягся Антон. — С детьми?
— Да. Но не с нашими, а которые еще не родились.
— Встречу! — пообещал Антон, у которого не было времени искать смысл в речах жены.
Антон встречал жену в Шереметьеве, даже купил цветы. С борта сошли пассажиры первого, бизнес-класса, прошли из экономического. Любы не было. Стюардесса сказала, что больше никого нет. Проверили списки пассажиров. Любовь Хмельнова в них не значилась.
Антон набрал ее телефон:
— Ты где?
— В Барселоне.
— А какого лешего я торчу в Шереметьеве?
— Не обижайся. Я решила шубку купить, то есть три шубки. Ты же знаешь, как я ненавижу морозы. А они недоделанные.
— Морозы?
— Шубы, какой ты непонятливый?
— В Москве плюс десять!
— Ужас! — передернулась Люба. — Завтра прилечу и такое тебе расскажу! Но у меня уже есть план!
— До завтра! — Антон сердито нажал на кнопку отбоя. — Возьмите! — сунул он букет в руки стюардессе.
На следующий день новый букет полетел на пол, потому что Любы опять не было. Два дня Антон ездит ее встречать! С учетом пробок на дорогах теряет по три часа времени! А жена не соизволит даже
