рамках марксизма нельзя сделать такое предсказание, которое, если не сбудется, опровергнет всю теорию. Вот теория относительности научна, поскольку в ее рамках Эйнштейн сделал рискованное предсказание об отклонении светового луча Солнцем; предсказание сбылось и подтвердило теорию. А если бы не сбылось, поставило бы на теории относительности жирный крест. В рамках марксизма это невозможно — тем, собственно говоря, учение и отличается от науки. Тут как в психоанализе Фрейда: один и тот же сон можно толковать как в рамках теории Фрейда, так и в рамках других теорий.
Маркс сделал предсказание о нарастающем накале классовой борьбы и грядущей пролетарской революции, которая, по его теории, должна была произойти сначала в самой промышленно развитой капиталистической стране — Англии. Не сбылось. И хитрый еврей Маркс тут же объяснил свой провал в рамках своего же учения… Так вот, когда несбывшиеся предсказания теорию не опровергают, а вызывают многословные оправдания, поиск объяснений и заплаток, это и означает, что мы имеем дело не с наукой, а с типичной религиозной доктриной, в которую можно только верить.
Тем не менее на шкале «вера — знание» марксизм был все-таки ближе к науке, нежели традиционные религии, ибо он распространил на человеческое общество, состоящее из субъектов, объективные, то есть природные закономерности развития.
Маркс верно догадался, что устройство общества зависит от технологий, которые общество накопило по мере прогресса, а не от культуры и не от каких-то врожденных биологических констант. Технологии производства выстраивают под себя социальные институции — сия тривиальная по сегодняшним меркам мысль была тогда гениальной догадкой. Все остальное в его теории — пустые выдумки о мифической «прибавочной стоимости» и сказочном обществе всеобщей халявы (коммунизме).
На смену феодальному обществу в результате буржуазной революции пришло общество капиталистическое. Если феодальная экономика имела в своей основе сельское хозяйство и собственность на землю, то капиталистическая являлась экономикой промышленной, а ее основой был капитал. Две эти формации разделяла революция, то есть социальный кризис, когда старая общественная система стала мешать развиваться новым технологиям, которые требовали для своего развития иначе отформатированного социального пространства. А далее Маркс сделал экстраполяцию. Он рассудил: когда технологии (Маркс называл их «производительными силами») еще немного разовьются, они вновь вступят в противоречие с конструкцией социальной системы (которую он называл «производственными отношениями»), снова произойдет революция и установится следующий тип общественных отношений, который Маркс назвал коммунизмом.
Феодальных земледельцев сменил класс буржуев-капиталистов. А кто будет главенствующим классом при коммунизме? Маркс решил, что пролетариат. Идея совершенно идиотская.
С какого перепою вдруг станут главенствующим классом в обществе люди не шибко умные, малообразованные и к тому же пьющие? И почему именно они? Почему не ученые? Не литераторы? Не адвокаты?.. При феодализме главными были феодалы, а «эксплуатируемыми» — крестьяне. Но после буржуазной революции крестьяне отнюдь не стали главенствовать! При капитализме же главные — буржуи, а «эксплуатируемые» — пролетарии. Так почему же после очередной революции именно они должны стать главным классом? Отчего не инженеры, например, уж коли революции вызываются приходом новых технологий?..
Тужась изо всех сил, Маркс выдумал так называемую «прибавочную стоимость». Это некая часть стоимости, которую Маркс произвольно выделил из общей производимой на заводе стоимости и объявил, что сия фикция есть мера эксплуатации рабочих. Мол, капиталист отнимает часть денег у пролетариев, не доплачивая им.
Маркс, полагавший, что хозяин свечного заводика отнимает часть произведенной рабочими стоимости и прикарманивает ее, просто не учел стоимость интеллектуального труда по организации производства, рекламной раскрутке товара и проч. Он попал в «механистическую ловушку»: великий XIX век был веком однозначной ньютоновской механики, веком твердых тел, веком физического абсолютизма и объективизма. На относительность сущего, информатику, кибернетику и саму организацию материи в пространстве наука обратила внимание лишь столетием позже, оценив важность процессов самоорганизации, удивившись синергетике и поняв неотделимость информации от материи. Во времена же Маркса картина мира была проще и механистичней. Есть рабочий, который конкретно трудится, а есть капиталист, который мешки не ворочает, а болтает за рюмкой виски с другими такими же о каких-то поставках. Разве ж это труд?
Тем не менее методологически Маркс был прав. Он понимал, что покуда в обществе не разовьются «производительные силы» (технологии), под них не перестроятся «производственные отношения» (социальная структура общества), ибо перестраиваться просто не подо что. Базы нет! Технологии — база. Социум — надстройка. Сначала формируется фундамент, а уж на него ставится здание.
Ленин этого не понимал. Точнее, не хотел понимать. Он говорил: да хрень это все! Мы сначала завоюем власть, а потом построим под нее базис!.. И в этом смысле Ленин марксистом не был. Он был авантюристом с весьма упрощенной картиной мира. Отсюда и реки крови. У сектантов всегда так…
О какой «социалистической» революции в марксовом понимании могла идти речь в полуаграрной России, едва-едва совершившей буржуазную революцию? Ей теперь еще десятилетиями или столетиями нужно было строить капитализм — заводы, фабрики, университеты, постепенно-постепенно растить базис.
Помните главу о Петре I? Повторим: нельзя, таская младенца за уши, за пять минут вырастить его до взрослого состояния. Уши скорее оторвешь. Нельзя силком тащить вверх едва проклюнувшийся из земли зеленый росток. Вырвешь — и вся недолга…
Для эволюционного роста нужно время. База растет эволюционно, поскольку постепенно создаются и внедряются в производство изобретения, строятся заводы. А вот социальная надстройка, как штука более «эфемерная», может измениться революционно, когда подросшему технобазису станет тесен кафтан прежних социальных отношений.
Ко времени крушения феодализма в недрах феодального общества уже вызрел тот класс, который сверг старые порядки — буржуазия, предприниматели. Теперь, по Марксу, нужно пару столетий подождать вызревания нового класса — пролетариата. В России он был еще малочисленным — в сравнении с развитыми странами Европы, где, между прочим, никакой пролетарской революцией пока даже и не пахло. И тем не менее Ленин что-то безграмотно вешал о пролетарской революции в крестьянской России. И даже от имени пролетариата затеял переворот и взял власть, намереваясь построить здание прежде фундамента. Ну и какой он после этого марксист?
Маркс писал, что «ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества». И еще Маркс писал, разжевывая для непонятливых: «Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего… Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами».
Можно ли считать марксизмом то, что писал Маркс? Если да, то Ленин — не марксист, ибо Маркса он опроверг, заявив, что в России все будет совсем не так. В России, мол, следом за буржуазной незамедлительно случится пролетарская революция. Не дожидаясь не только прохождения буржуазного этапа и развития производительных сил в его недрах, но и развития самого пролетариата. Вот так вот — пролетарская революция без пролетариев… Не терпелось вождю.
Большевики-ленинцы говорили, что они захватят власть и будут «осуществлять диктатуру пролетариата». А захватив ее, объявили во всеуслышание, что власть в стране взяли «рабочие и крестьяне». Это была ложь. Рабочих и крестьян большевики расстреливали. А среди самих большевиков практически не было ни рабочих, ни крестьян — одни дворяне. И это тоже было против марксизма.
По Марксу, буржуазия, придя к власти, начинает править в своих интересах. Что вполне естественно. Было бы странно, если бы пришедший к власти класс начал вдруг осуществлять правление в интересах другого класса. Это не по Марксу. Маркс учит: у каждого класса свои коренные интересы. У буржуазии свои. У рабочих — свои. А Ленин утверждал, что большевики, то есть дворяне, придя к власти, будут изо всех сил защищать интересы другого класса — пролетариата. С чего бы? Да и откуда дворянам известны интересы
