Краткий очерк истории философии

дело в том, что расширение (или сжатие) какой-либо части Вселенной надо рассматривать как местный, конечный эффект, который неправомерно распространять на всю бесконечную во времени и пространстве Вселенную.

Если теория относительности и эффект «красного смещения» используются идеализмом для ложных выводов о начале мира, то теория «тепловой смерти Вселенной» в ее подновленных вариантах поныне привлекается для «доказательства» неизбежности его конца. Ее современные адепты, не отказываясь от старой аргументации, дополняют вымысел о гибели энергии вымыслом о гибели материи. Ядерная реакция, происходящая в недрах звезд, сопровождается так называемым дефектом массы. Толкуя «дефект массы» как «исчезновение материи», переход ее в энергию, Джине, Эддингтон и их последователи утверждали, что материя звезд превращается в энергию, а последняя рассеивается. «Частицы материи одна за другой отдают свою энергию и переходят в небытие. За счет этой жертвы поддерживается жизненная сила звезд», — писал Эддингтон. Основная ошибка сторонников теории «тепловой смерти», как известно (см. гл. XIV), состоит в том, что закон энтропии, отображающий стремление к тепловому равновесию конечных систем, они распространяют на всю бесконечную Вселенную. Этот прием методологически порочен, так как стремление к равновесию в ограниченной, конечной системе нарушается всеобщим, универсальным взаимодействием тел и систем в безграничном мире.

Соотношение прерывности и непрерывности и проблема причинности в микромире. Классическая физика относила прерывность и непрерывность к различным процессам природы: обычные тела рассматривались ею как прерывное, а свет, т. е. электромагнитное поле, — как непрерывное. В 1900 г. М. Планк выдвинул предположение об излучении и поглощении энергии электромагнитного поля определенными порциями, квантами E = hv (где h — постоянная Планка, v — частота излучения). Вслед за этим А. Эйнштейн с успехом применил квантовые представления при объяснении фотоэффекта. Таким образом, одни световые явления стали трактоваться как волновые (непрерывные), другие же — как квантовые (прерывные).

Частицы вещества (атомы, электроны) традиционно рассматривались только как прерывные — до тех пор пока Л. де Бройль в 1924 г. не выдвинул идею о так называемых волнах материи, согласно которой электрон и другие микрочастицы представляют собой непрерывное материальное образование, волну, длина которой равна h/(mv). Поскольку старый взгляд на электроны как на корпускулы также сохранялся, то и в отношении вещества, и в отношении поля сложилась одинаково неудовлетворительная ситуация: одновременно и параллельно друг другу существовали два противоположных по своей сути воззрения, причем для объяснения одних эффектов использовалась одна трактовка, а других явлений — другая. Выход был найден в 1926–1927 гг. В. Гейзенбергом и Э. Шрёдингером, создателями квантовой механики, которые указали конкретные математические пути объединения волнового и корпускулярного предоставлений. Философская сторона данной физической теории с самого момента ее зарождения оказалась в центре внимания ученых и возбудила не утихавшие много лет дискуссии. Так, Э. Шрёдингер предложил трактовать электрон, по существу, как непрерывное образование — «волновой пакет». От этого представления, однако, вскоре пришлось отказаться, поскольку выяснилось, что «волновой пакет» не мог бы сохранять стабильность. С другой стороны, предлагались не менее односторонние представления, сохранявшие за микрочастицами чисто корпускулярный характер, например концепция «волны-пилота» де Бройля.

Н. Бор попытался объединить корпускулярный и волновой аспекты в «принципе дополнительности». Суть этого принципа в том, что микрообъекты характеризуются взаимоисключающими понятиями-волны и частицы, поскольку мы их познаем с помощью двух классов приборов, одни из которых дают знание импульсов и энергий, а другие — пространственно-временных характеристик. Либо действие закона причинности, либо существование в пространстве и времени — такова ложная дилемма, вытекающая из этого принципа. Бор противопоставил причинности «дополнительность» и попытался придать своему «принципу дополнительности» значение, далеко выходящее за пределы квантовой механики, предложив применять его даже в других науках. «Принцип дополнительности» противостоит диалектике, так как разрывает противоположные свойства материи, в то время как диалектика настаивает на единстве противоположностей. Этот принцип был подвергнут обстоятельной критике в трудах многих физиков и философов-материалистов.

Философские разногласия с не меньшей силой проявились в различных истолкованиях вытекающего из основных посылок квантовой механики «соотношения неопределенностей» В. Гейзенберга: Δр, Δq ≥ h, где р — импульс частицы, q — ее координата, h — постоянная Планка; Δр есть неопределенность в измерении импульса, Δq — координаты. Так как произведение этих двух величин есть величина постоянная, то при точном определении импульса, когда Δр → 0, Δq → ∞, т. е. становится бесконечно большой, и, следовательно, координата — неопределенной. И напротив, при точном измерении координаты импульс становится неопределенным.

Гейзенберг истолковал этот результат следующим образом. Он выдвинул идею «принципиальной наблюдаемости», согласно которой физик может пользоваться только теми величинами и понятиями, которые основаны на измерениях. Микрообъекты мы наблюдать непосредственно, без микроприборов не можем. Следовательно, при описании микрообъектов можно пользоваться только «макропонятиями», в число которых входят координата и импульс. Но эти понятия не полностью годны для описания микрочастиц, потому что последние взаимодействуют с прибором, и мы не можем исключить влияния прибора на частицу в этом взаимодействии. Гейзенберг сформулировал эту мысль как принцип «неполной контролируемости», который он противопоставил причинности. Отсюда уже был сделан вывод, что соотношение неопределенностей порождается в процессе измерения, т. е. нашего практического воздействия на объект.

Оба выдвинутых Гейзенбергом принципа были подвергнуты критике в СССР и на Западе как позитивистские. Безусловно, наше знание должно основываться на опыте, в том числе на измерениях с помощью приборов, но из этого вовсе не следует, что мы не можем создавать специфические понятия, характеризующие непосредственно ненаблюдаемые объекты. Что же касается утверждений о принципиальной невозможности для нас контролировать взаимодействие прибора и частицы, то эта идея носит явно кантианский характер, поскольку ставит принципиальные границы познанию. На деле «соотношение неопределенностей» вовсе не «порождается» измерением и не выражает «пределы» нашего знания. Оно отражает объективные свойства микрообъектов, независимые от нашего измерения и познания. Координата и импульс электрона не могут быть в одно и то же время точно измерены, потому что электрон есть не только частица.

Значительно правее Бора и Гейзенберга в своих философских выводах оказались те ученые капиталистических стран, мировоззрение которых не было свободно от религии, например Иордан, Джине, Эддингтон. Джине приходил к выводу, что электрон обладает «свободой воли». Откуда же эта «свобода воли» у электрона? Конечно, от бога. Эддингтон прямо утверждал, что с тех пор, как было найдено «соотношение неопределенностей», «бог получил прямой доступ в естествознание».

Борьбу против индетерминизма в квантовой механике вели Планк, Лауэ, де Бройль, Эйнштейн и другие виднейшие физики. Особенно велики заслуги в этой борьбе ученых, вставших на позиции диалектического материализма, и философов-марксистов. Одним из первых показал несостоятельность индетерминизма в квантовой механике выдающийся французский физик-материалист П. Ланжевен. Попытки истолковать «соотношение неопределенностей» как «крушение детерминизма» и приписывание частицам «свободы воли» Ланжевен метко окрестил «интеллектуальным развратом». Критика индетерминизма в квантовой механике была дана в трудах советских ученых С. И. Вавилова, Д. И. Блохинцева, В. А. Фока, М. Э. Омельяновского и ряда других. В этих трудах было показано, что электроны и другие микрочастицы обладают и корпускулярными, и волновыми свойствами, что они одновременно и прерывны, и непрерывны. Микрочастица не есть частица в том