Второй медальон отнял у меня куда больше времени, но теперь вдохновленный благодарными письмами из Башкирии, я решил не отступать перед трудностью поиска. Только тогда, когда убедился, что все мои ухищрения с увеличительными стеклами и подсвечиванием бумаги с обратной стороны никаких результатов не дают, только тогда решил побеспокоить криминалистов, загруженных неотложной оперативной работой. Обратился к работнику МВД, живущему в одном доме со мной, Федору Мироновичу Баранову с просьбой показать истлевший листок из медальона своим криминалистам. Может быть, у них найдутся средства для проявления написанного тридцать с лишним лет назад?
Федор Миронович осмотрел листок, покачал головой: мол всякое повидал в своей практике, но таких неуловимых признаков для опознания, пожалуй, еще не встречал. Но медальон взял, предупредив, что на скорый результат рассчитывать не следует.
И тут я не могу не высказать самой теплой благодарности старшему эксперту управления внутренних дел Краснодарского крайисполкома Олые Савельевой, которая, поняв необычную ответственность перед памятью погибших, с упорной настойчивостью многие дни «колдовала» над загадочными пустотами в графах: «фамилия», «имя», «отчество».
И даже этой волшебнице, вооруженной всевидящей химией не удалось прочесть всех граф. Но в справке эксперта я все же прочел фамилию, год рождения, приблизительное название района Грузии и еще приписку Савельевой: она предполагала, что район скорее всего Амбролаурский, неподалеку от Кутаиси.
Написал в Амбролаурский райком КПСС, попросил организовать поиски. Ответ получил уже из военкомата, в котором сообщалось, что по основным данным погибший — Кибабидзе Мина Виссарионович из села Жошха. (Савельева предполагала — Жатха), что живы его два сына, три дочери и жена Веричка Спиридоновна. Почти следом пришло и
письмо от одной из дочерей — Нуши Минаевны Кибабидзе- Тварадзе, проживающей в Кутайси: «Мы ничего не знали об отце, спасибо, что потрудились в розысках. Нас пятеро детей, все мы живем в Кутаиси. Ждем возможности побывать на могиле нашего отца».
… Много слез пролила Веричка Спиридоновна на землю, в которой лежал прах ее мужа. Ведь казалось выплакала всё бессонными ночами за тридцать четыре года, а тут… Любимый муж, дорогой отец, совсем молодой дедушка смотрел из вороха живых цветов на свое многочисленное семейство. Их окружали русские женщины — матери, многие плакали вместе с ними.
Потом семья Кибабидзе пошла на Сопку Героев, где к поднебесью вознесли кубанцы величественную бетонную фигуру солдата — победителя с автоматом в руке. У вечного огня сопровождавший их Семен Полтавченко рассказал, как сюда, на сопку, со всей округи в дин свадеб съезжаются молодожены, чтобы дать священную клятву верности долгу перед семьей и Родиной. И каждый год девятого мая съезжаются сюда со всей страны ветераны, участники здешних боев, многие привозят с собой молодые деревца и сажают по склонам сопки.
Сколько таких многонациональных садов растет на русской земле, политой кровью многих народов!
ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА
После войны почти в каждом сельском доме лежала в сундуке или комоде похоронка, а на стене, на самом видном месте, а то и возле образов висели портреты убиенных — в черной рамочке или с черной ленточкой.
Портреты были и фотографические, и рисованные. Рисовали их, увеличивали бродячие художники, которые плату за «исполнение» бра™ охотнее натурой: мукой, салом, яйцами, яблоками… Кто что даст. Увеличивали с крошечных фотографий из паспорта или удостоверения, а то и из районной газеты, где печатали до войны ударников труда. Других фотографий в сельских семьях чаще всего не оказывалось.
В большом лесном поселке, где я после войны обзавелся семьей, бродячие живописцы появлялись весьма редко. Я же еще в школе неплохо рисовал, и когда движимый чувством любви к жене, сделал карандашный рисунок ее головы с роскошной косой, она вдруг стала упрашивать меня увеличит}, портрет ее погибшего брата. Мог ли я отказать ей! Моя старательность и подсказки жены увенчались, кажется, успехом: родственники узнавали нарисованного. И ко мне потянулись вдовы. В селах ведь ничего не скроешь.
Сколько я ни отказывался, сколько не убеждал, что не могу ручаться за сходство, женщины умоляли попытаться. Иногда со слезами. И я сдавался.
Пришла как?то с девочкой совсем еще молоденькая женщина и стала уговаривать увеличить портрет ее мужа, погибшего под Смоленском.
— Вы, кажется, тоже под Смоленском воевали, — тихо произнесла она, чтобы убедительнее подействовать на меня, и протянула шоферское удостоверение с маленькой истертой фотографией.
— Я с удовольствием сделал бы уважение для семьи человека, воевавшего на одном фронте со мной, но тут же не за что зацепиться глазу!
Мне казалось, что после такого аргумента женщина откажется от затеи.
— Другой?то фотографии нет у меня. Сннматься не любил он… А Верочка не помнит его, годика не было, как ушел… Надо ведь ей отца?то знать — почитать… Я вам подсказывать буду, где какую черточку поправить.
Она положила руку на головку Верочки, словно призывая ее помогать матери упрашивать упрямого дядьку. Девочка подняла на меня голубые умоляющие глаза, в которых было столько мольбы, что я был обезоружен.
— Ладно, попробую, — согласился я, вспомнив, что у жены есть увеличительное стекло, которое сможет помочь мне.
Первый набросок так н не удался, я порвал его. Взял листок ватмана. поменьше — вспомнил мудрый совет мастеров: в маленьком этюде — маленькое вранье, в большом -
большое… Когда закончил «потение» над необычным заказом, пригласил женщину, чтобы она высказала свои замечания. Каково же было мое удивление, когда она, впившись глазами в творение моих рук, тихо и удовлетворенно сказала:
— Ну вот… получилось же. А вы не хотели… Теперь Верочка увидит своего папу. — Она помолчала несколько мгновений, за которые я, конечно же, успел понять, что хоть и мало похож портрет, но не это главное в ее заказе, потому можетЪна и не взяла с собой на этот раз дочку.
— Только исполните еще одну мою просьбу? — вдруг спросила, стеснительно склонив голову. — Сделайте ему глаза голубыми…
Я не сразу понял, о чем она просит, ведь портрет исполнен простым карандашом!
— Если бы вы знали, какие у него были голубые глаза! — воскликнула она тихо, продолжая смущенно отводить свой взгляд в сторону. — Я, наверно, и полюбила?то его именно за эти глаза… Подрисуйте, пожалуйста!
Я пожал плечами: вообще?то так обычно не принято, но если хотите…
Достал и) коробочки огрызок синего карандаша и легкими касаниями «подголубнл» глаза шофера с большим чубом, не любившего фотографироваться.
Женщина снова пристально посмотрела на портрет и радостно улыбнулась:
— Ну вот… теперь и мне он светить со стены будет своими голубыми, и Верочке запомнится красивым…
Это был вежливый намек на то, что я сделал его красивее, чем он был, но она с этим согласна. Верочке нужен красивый отец с голубыми глазами, о котором, конечно же, не раз она рассказывала дочке.
