смотрел пристально, не отрываясь; он весь напрягся, ловя момент, когда пора будет рвануться в сторону.
Но вместе с тем в мысли закралось сомнение.
Мужчина в серой куртке приближался, и становилось видно… очень уж ясно становилось то, чего Иней до сих пор не замечал. Да и сейчас боялся заметить. Холодок потек по спине, сердце в груди тревожно и робко замерло. «Тьфу ты! – грубовато сказал Иней сам себе. – Струсил тоже. Зря разволновался. Может, он… мало ли, просто дорогу спросить хочет».
Может, действительно сейчас дорогу спросит.
Только уж очень смотрит странно…
Странный тип в серой куртке остановился шагах в четырех от Инея и дальше не двинулся. Он, кажется, понимал, что напугал мальчика, и не хотел еще больше его пугать.
– Привет, – глухо сказал он.
Иней отступил.
– Ты ведь Иней? – спросил незнакомец с надеждой. – Иней Обережь?
– Я.
– Ты не пугайся, – попросил Серая куртка таким голосом, будто сам Инея боялся.
Из супермаркета вышла женщина, стала перекладывать покупки из корзины в багажник автомобиля. Вокруг нее вертелась маленькая дочка в веселеньком желтом пальтишке – точно огонек прыгал. Иней отвел взгляд от Серой куртки и смотрел теперь на маму с дочкой, судорожно вцепившись в пакет со сменной обувью: пальцы заледенели, в груди болезненно екало.
– Не пугайся, пожалуйста, – повторил Серая куртка.
– Я не пугаюсь, – осторожно ответил Иней, глянув на него исподлобья. – А вы чего?
Тип в серой куртке замялся и нервно облизнул губы. Лицо его исказилось. Иней моргнул. Сердце бухнуло раз, другой и заколотилось как бешеное.
– Ты меня не узнаешь? – тихо спросил тип.
Иней проглотил комок. Потер бритую макушку.
– А вы кто? – через силу выговорил он и отступил еще на шаг.
Он весь дрожал, но не от страха, а от какого-то иного чувства, которое перехватывало дыхание и приподнимало изнутри, как волна.
На самом деле Иней давно узнал этого человека, и не только потому, что видел его сотни раз – в записи на мониторе, на фотографиях в альбоме и глазами своего сердца. Встречный был поразительно, до ужаса похож на Алика – на такого Алика, каким тот стал бы лет через двадцать. У него даже хвост по спине болтался. Пробитый сединой вороной хвост…
– Ты меня не узнаешь? – беспомощно повторил Серая куртка. Он шагнул ближе к Инею и заискивающе, как собака Луша, заглянул в глаза.
Иней открыл рот да так и остался стоять – дурак дураком.
Трудно было дышать. Все вокруг – солнце, небо, дома, дороги – словно поблекло, ушло в тень, вдаль. Мир сузился до одного-единственного лица, в которое Иней смотрел, смотрел, смотрел – и не мог оторваться.
– Ты меня не узнаешь? Может, на фотографиях видел… – голос немолодого мужчины дрожал, в глазах стояли слезы. – Иней… я старый стал, правда… не узнаешь… Я папка твой, Ясень.
Глава 4
Геотаргетинг
«Солнечный круг, небо вокруг, – пели на уроках музыки, – это рисунок мальчишки…» Дай сейчас Инею альбом, краски, кисточку – именно так он и стал бы рисовать. Золотым колесом катилось солнце по небу, от края до края земли летал шалый ветер, улыбались ему щекастые облака. Наступили каникулы, дождь кончился, папа вернулся живой.
Иней крепко зажмурился.
Когда он открыл глаза, ничего не изменилось.
Все было по-настоящему.
– А у меня амнезия была, – сказал папа грустно. – Знаешь, наверное, что такое.
– Ага, – сказал Иней.
Они сидели рядышком на скамейке у подъезда, глядели друг на друга и не могли наглядеться.
– Знаешь, пап, – счастливо сказал Иней, – а я тебя сразу узнал. Я ведь тебя видел, ну, на записях с камеры и на фотографиях.
– А чего волком зыркал? – обиделся папа. Иней смутился, но папа сразу же засмеялся и снова обнял его, шумно дохнув в ухо.
«Ну, сын! Здоровый! Мужик!» – сказал он там, на дороге, и сграбастал мужика в охапку вместе с рюкзаком и сменкой. Иней хихикал и всхлипывал, как чокнутый, а папа накрепко прижал его к себе и нес до подъезда на руках, будто маленького. «Ну, рассказывай, как твои дела», – сказал он, спустив Инея с рук на скамейку, и уселся рядом, и долго-долго слушал. Даже когда Иней играл с Ленькой в другие миры, он не трещал так, как сейчас. Он рассказал папе про все – и про Леньку, и про его собаку, и про маму с Аликом, и про Шишова, и о том, как хотел, чтобы Алик забрал его к себе жить.
– Не переживай, – папа легонько сжал его плечо. – Мы теперь вместе с этим разберемся. Я тебя никогда больше не брошу.
– Клянешься? – выдохнул Иней.
– Клянусь, Инька, – серьезно сказал Ясень. – Ты прости меня, если можешь.
У Инея дыхание перехватило.
– Да ну тебя… ну тебя, папка! – он чуть не расплакался.
– Тьфу ты, горе луковое! Разнюнился. Не реви, прорвемся, – сказал папа озадаченно, и Иней засмеялся сквозь слезы. Точно так же говаривал Алик. Теперь понятно стало: так всегда говорил папа, а Алик только перенял слова.
– Я не реву, – прошептал Иней.
– Молодец, мужик, – одобрил Ясень. Он улыбался: зубы у него были белые как сахар. – Вырастешь, в горы с тобой пойдем. Парня в горы тяни-гони, не бросай одного его… а?
– Ага…
– А знаешь, как тебя по-монгольски зовут? – спросил папа.
– Не-а, – Иней шмыгнул носом.
– Цан. Цан-тайджи, Иней-царевич. А маму – Цэнгэл. А меня – Гэрэл.
– А Алика?
– Улаан. Я всегда знал, что у меня два сына будет, – раздумчиво проговорил папа. – Это ведь я тебя назвал, Инька, еще когда ты только в проекте был… Слушай, а во что это вы с Ленькой играли? Когда собаку потеряли в лесу? Я помню, когда я малец был…
И Ясень начал что-то обстоятельно рассказывать, смешно тараща раскосые глаза и размахивая руками. Иней смотрел на него с обожанием. Папа! Живой, настоящий папа, его собственный, только его!..
– А Алик как? – спросил папа, оборвав вдруг рассказ. – Взрослый совсем теперь. Мелкий-то такой был штрих тощий.
– Он и сейчас тощий, – разулыбался Иней. – Он меня Толстым обзывает! Вот скажи, пап, я толстый?
– Ты?! – папа уставился на него, задрав брови. – Н-ну… вы даете, парни. Мало каши кушаете. Надо это пресекать, надо вас на свежий воздух вытащить, от него знаешь какой аппетит нагуливается!
Иней захихикал.
– Ну все, – сказал папа, длинно, счастливо выдохнув; лицо у него сделалось хитрое, как у лиса, – теперь мы с вами заживем по-новому. Или по-старому. Хорошо заживем, короче!
Иней моргнул.
– А как же… этот? – спросил он. – Шишов?
Ясень помрачнел и задумался. Иней весь подобрался. Ему правильно показалось то, что показалось: папа совсем забыл о той жизни, что текла тут десять лет без него. Не получится ведь так – просто взять и зажить счастливо, как в сказке…
