сетями. Общим сигналом для всей эскадры, извещавшим о появлении неприятеля, служила ракета. Флот готовился встретить неприятеля во всеоружии.
Бесконечное количество вопросов, которые надо было разрешать, дел, которые надо было сделать, никогда не ставило Макарова в тупик. За любое, даже кажущееся незначительным дело он брался с такой энергией и воодушевлением, что немедленно заражал этой энергией окружающих.
Обладая завидным физическим здоровьем и выносливостью, Макаров работал в Артуре по восемнадцати часов в сутки и своей работоспособностью и энергией вселял во всех подчиненных несокрушимую веру в общее дело.
В. Семенов в письме от 14 марта 1904 года к жене Макарова дает такую характеристику Степану Осиповичу: «Он имеет вид бодрый и здоровый, много лучше, чем за последний год в Кронштадте. По- видимому, бесследно пропала и вся раздражительность, которая проявлялась в нем за последнее время, так как теперь у него в руках свое большое дело… С его приездом эскадра ожила и зашевелилась. Раньше командиров не только не звали для объяснений и разговоров, но даже и думать им считалось предосудительным. Теперь их призывают то порознь, то вместе и все они стали какими-то бойкими и бодрыми!»[132]
Поднять боеспособность флота, заставить моряков поверить в свои силы Макарову удалось быстро. Его уважали и по-настоящему любили не только матросы эскадры и младший офицерский состав, он нашел себе верных помощников и среди старших офицеров флота — командиров кораблей.
Такими помощниками в первую очередь были командир броненосца «Ретвизан» капитан первого ранга Щенснович, командир отряда миноносцев Матусевич, командир крейсера «Аскольд» Грамматчиков, знавший Макарова с детских лет, капитаны второго ранга Эссен, Юрасовский, Бубнов, лейтенант Криницкий и многие другие, не говоря уже о приехавших в Порт-Артур вместе с ним его испытанных помощниках и друзьях — капитане первого ранга Васильеве и капитане второго ранга Шульце. Это были смелые, решительные командиры, сторонники энергичных действий флота. Все они, поддерживая начинания Макарова, направленные к укреплению дисциплины и поднятию боеспособности эскадры, были опорой и в его попытке ликвидировать вражду между офицерским составом армии и флота, искусственно разжигавшуюся Стесселем и его штабом.
Макаров прекрасно понимал, что для надежной обороны Порт-Артура с моря и суши необходимы общие и дружные усилия армии и флота, согласованные их действия, направляемые волей командира, сосредоточившего в своих руках командование и сухопутными и морскими силами.
Попытки Макарова объединить армию и флот перед лицом надвигающихся решительных боев за Порт-Артур, которые он предвидел, натолкнулись на странное для Макарова противодействие Стесселя, нерешительность и вялость коменданта крепости генерала Смирнова, молчаливую неприязнь со стороны наместника царя Алексеева, сидевшего в Мукдене и управлявшего военными действиями с помощью невразумительных телеграмм.
Начиная с отказа выслать по его просьбе для усиления Порт-артурской эскадры миноносцы и бюрократической проволочки с печатанием его «Тактики», Макаров постоянно чувствовал скрытое недоброжелательство со стороны высшего командования. Так перемещение им в эскадре ряда неспособных офицеров на низшие должности вызвало недовольство Алексеева, который прислал Макарову телеграмму с требованием такие перемещения впредь производить с его, Алексеева, ведома. Меры, принятые Макаровым к улучшению быта и жизни ремонтных рабочих, работавших над заделкой пробоин на поврежденных кораблях, также не понравились Алексееву.
Наконец, в качестве начальника военно-морского отдела его штаба, Макарову прислали из Петербурга великого князя Кирилла Владимировича. Иметь в качестве подчиненного «сиятельного князя», не отличавшегося ни умом, ни тактом и обладавшего только великокняжеской спесью, было для Макарова чистым наказанием.
Однако больше всего беспокоила Макарова бездеятельность и небрежность сухопутного командования в подготовке Порт-Артура к обороне. Система береговых батарей продумана не была. Например, к сооружению батарей на горе Ляотешань приступили только после того как неприятельская эскадра обстреляла гавань и город перекидным огнем. Общей сигнализации и службы оповещения также организовано не было. В результате береговые батареи несколько раз обстреляли свои корабли, нанеся им повреждения. А когда Макаров после одного из таких случаев предложил послать на батареи сигнальщиков с кораблей, Стессель ответил отказом. Все вместе взятое вывело из терпения Макарова. У него даже появилось желание уйти в отставку. Но ненадолго. «Ведь за десятком дураков, — думал он, — стоит народ».
Через голову Стесселя Макаров связался с командиром крепостной артиллерии генералом Белым и согласовал с ним вопросы взаимодействия береговой и корабельной артиллерии при отражении атак противника.
Чванливость и спесь, как казалось Макарову, начальника Квантунского укрепленного района Стесселя[133] мешала ему видеть зияющие прорехи в обороне Квантунского полуострова и крепости. Еще когда Макаров в поезде подъезжал к Порт-Артуру, он, предвидя возможность атаки крепости с суши, отметил слабость и неподготовленность русских оборонительных позиций у Кинчжоуского перешейка. Теперь он и в самом Порт-Артуре видел вопиющую беспечность Стесселя и бездеятельность Смирнова, не предпринимавших по существу почти никаких мер к усилению обороны Порт-Артура. Макаров встречается с командиром стрелковой бригады генералом Кондратенко, саперным инженером по образованию, и обсуждает с ним вопросы обороны Порт-Артура. Примечательно, что именно этот умный, энергичный и смелый генерал стал после гибели Макарова душой героической обороны Порт-Артура[134].
Знакомство с положением дел на суше все больше укрепляло Макарова в мысли о необходимости сосредоточить командование обороной Порт-Артура и всего Квантунского полуострова как с моря, так и с суши, в одних руках. «Стессель на это не способен, — думал Макаров. — Но ведь командовал же обороной Севастополя адмирал Нахимов?»
28 марта в Порт-Артур приехал художник В. В. Верещагин[135], старый знакомый адмирала. Макаров его встретил и повез смотреть как будут затапливать на рейде торговые суда для защиты входа в Порт-артурскую гавань от японских брандеров. Вскоре Верещагин перебрался к Макарову на «Петропавловск», где адмирал держал свой флагманский флаг.
Наступали решающие дни русско-японской войны.
В течение первых трех месяцев войны центр тяжести всех военных операций почти исключительно сосредоточился на морском театре. Одна сторона всячески пыталась переправить свои войска на материк, другая стремилась этого не допустить. Все усилия японцев были направлены к тому, чтобы уничтожить русский флот по частям или хотя бы ослабить или парализовать его. С этой целью были произведены и пиратские нападения на Порт-Артур и Чемульпо в ночь на 27 января, для этого японцы предприняли отчаянные попытки запереть русскую эскадру в Порт-Артуре с помощью брандерских операций, ночной установки минных полей на внешнем Порт-артурском рейде, наконец, нанести урон флоту, докам и городу артиллерийским обстрелом.
Все же сколько-нибудь серьезных успехов на море японцы добиться не смогли. Русская эскадра в Порт-Артуре становилась все более боеспособной и усиленно готовилась к началу активных действий. Японцы вынуждены были торопиться и начать переброску войск на континент, не решив основной задачи первого этапа войны — уничтожения русского флота.
Японское командование знало, что в Петербурге готовится к выходу на Дальний Восток 2-я Тихоокеанская эскадра, с прибытием которой соединенные силы русского флота стали бы по меньшей мере равными японскому, и положение на море могло бы резко измениться.
К концу марта 1904 года Япония заканчивала высадку в Корее I армии генерала Куроки. В это же время подходило к концу формирование II армии генерала Оку. Для перевозки ее стягивались в порт Хорошима многочисленные транспортные средства. Высадка I армии охранялась вспомогательными отрядами японского флота, главные же силы находились под начальством адмирала Того, Его задачей было следить за Порт-артурской эскадрой, не допускать, чтобы она расстроила наладившуюся перевозку войск. До прибытия Макарова пассивная русская эскадра не представляла большой опасности для японцев, теперь
